Международное частное право в новой российской государственности прошло несколько этапов в своем развитии. От жестких норм Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик[1] оно эволюционировало в гибкие и сбалансированные правила разд. VI Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ)[2], соответствующего европейским и мировым стандартам. В годы, непосредственно предшествующие написанию настоящей статьи, произошло обновление законодательства о международном частном праве. Рубежным в развитии исследуемой дисциплины можно считать 2013 г. Как известно, в этом году вступил в силу Федеральный закон «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации» от 30 сентября 2013 г. № 260-ФЗ[3], существенным образом изменивший многие правовые конструкции международного частного права. С 2013 г. усиленное внимание вопросам регулирования отношений, осложненных иностранным элементом, начинают уделять и высшие судебные инстанции. Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 9 июля 2013 г. № 158[4], Постановление Пленума ВС РФ от 27 июня 2017 г. № 23[5] (далее – Постановление Пленума № 23) и Постановление Пленума ВС РФ от 9 июля 2019 г. № 24[6] (далее – Постановление Пленума № 24) сегодня содержат разъяснения различных аспектов применения норм о международном частном праве. Такое значительное обновление подходов к регулированию частноправовых отношений, обладающих иностранными характеристиками, требует оценки их воплощения на практике, в человеческой деятельности. Наиболее важным (и, с другой стороны, удобным для исследования) является анализ особенностей применения коллизионных норм в судебной практике. Как известно, на сегодняшний день судебные акты арбитражных судов доступны на сайте www.arbitr.ru как в картотеке, так и в банке арбитражной практики. В некоторых наших публикациях мы уже осуществляли обобщение подходов арбитражных судов к применению коллизионных норм [2; 3]. Тогда предметом анализа становились, прежде всего, правила определения договорного статута. Вместе с тем, в ходе реформы разд. VI ГК РФ обновлению подверглись и правила определения применимого права к внедоговорным отношениям самого разнообразного свойства. В последние годы можно наблюдать рост научного интереса к регулированию этих групп отношений инструментами международного частного права. Появляются работы комплексного характера [1], диссертационные исследования, посвященные отдельным видам внедоговорных отношений [5; 7], и, разумеется, статьи в периодических изданиях [4; 6]. В настоящей статье мы, как и в других наших цитированных работах, оттолкнемся от того, как обновленные нормы о коллизионном регулировании некоторых видов внедоговорных отношений применяются арбитражными судами.
Как и в предыдущих наших исследованиях основой анализа послужила выборка судебных актов (решений, определений, постановлений), сформированная посредством отбора из результатов поиска, полученных путем ввода запросов в банк арбитражной практики, расположенный в сети «Интернет» по адресу: ras.arbitr.ru. Для рассмотрения были выбраны положения ст. 1219 ГК РФ («Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда») и ст. 1223 ГК РФ («Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим вследствие неосновательного обогащения») за период с 1 января 2016 г. по 10 октября 2019 г.[7] Используемая методика требует прочтения каждого выданного системой судебного акта и фильтрации результатов, т. к. неизбежна выдача результатов, в которой номер искомой статьи совпадет, например, с номером товарно-транспортной накладной. Отличительной чертой настоящей выборки по сравнению с подобными исследованиями прошлых лет является относительно небольшое количество релевантных судебных актов. Так, например, по ст. 1219 ГК РФ за указанный период банк арбитражной практики выдал 181 документ, однако после обработки выяснилось, что отношение к вопросам регулирования деликтных отношений, осложненных иностранным элементом, имеют только 26, причем некоторые из них приняты по одному делу в разных инстанциях и правовые позиции в них повторяются. Схожая ситуация сложилась и со ст. 1223 ГК РФ. С заданными условиями поиска в банке арбитражной практики выявлено 206 документов, а после обработки их осталось 16.
Первая статья, практика применения которой подверглась обобщению – ст. 1219 ГК РФ, посвящается регулированию отношений из причинения вреда. Как известно, положения ст. 1219 ГК РФ закрепляют в качестве общего правила применение права страны, где имело место действие или иное обстоятельство, послужившее основанием для требования о возмещении вреда. Когда же вред наступил в другой стране, суд может применить право этой другой страны, если причинитель вреда предвидел или должен был предвидеть наступление вреда в этой стране. Изменения коснулись п. 2, в котором на первый план вышла привязка общего места жительства и места деятельности, а при их отсутствии – общего гражданства. Весьма специфичен и п. 3, позволяющий определять применимое к деликту при осуществлении предпринимательской деятельности в соответствии с правом, применимым к договору, с которым связано обязательство из причинения вреда. Наконец одно из самых серьезных нововведений касается возможности согласования сторонами права, применимого к отношению, возникшему из причинения вреда. Такая возможность предусматривается как п. 4 ст. 1219 ГК РФ, так и более общей нормой ст. 1223.1 ГК РФ.
В числе общих замечаний, которые можно сформулировать по результатам обобщения судебной практики по применению анализируемой статьи, необходимо отметить встречающееся нарушение в построении иерархии коллизионных норм. Как известно, в случае, если коллизионная норма содержится в международном договоре, вопрос о выборе применимого права должен решаться на основании этой нормы, а не правил разд. VI ГК РФ или коллизионных норм, содержащихся в других внутригосударственных нормативно-правовых актах. На это обстоятельство не раз обращали внимание высшие судебные инстанции, например, в недавно принятом Постановлении Пленума № 24 в п. 4 отмечается указанный приоритет международных коллизионных норм над национальными (равно как и приоритет норм более специальных международных договоров над общими). Так, в Решении Арбитражного суда Свердловской области от 24 января 2018 г. по делу № А60-41905/2017 с участием белорусского истца не обсуждается вопрос о применении Минской конвенции 1993 г.[8] или Киевского соглашения 1992 г.[9], но применяется ст. 1219 ГК РФ. Также поступили, например, Первый апелляционный арбитражный суд в Постановлении от 16 февраля 2017 г. по делу № А38-5364/2016, Арбитражный суд г. Москвы в Решении по делу № А40-159454/16-83-1171. В отношении норм о неосновательном обогащении суды также не всегда ставят вопрос о возможности применения норм международных договоров. К числу противоположных примеров можно отнести Решение Арбитражного суда Ростовской области по делу № А53-19508/17, в котором суд, определяя применимое право к отношениям, возникшим из дорожно-транспортного происшествия (далее – ДТП) (ответственность причинителя вреда не была застрахована), использовал коллизионные нормы Минской конвенции, России (ст. 1219 ГК РФ) и Белоруссии (ст. 1129 Гражданского кодекса Республики Беларусь), хотя необходимым и достаточным является обращение к нормам международного договора.
Вполне логично, что большая часть дел, в которой суды обращаются к правилам этой статьи, посвящены классическому деликту современности – ДТП на автомобильном транспорте. Фабулы дел о ДТП, в которых фигурирует применение ст. 1219 ГК РФ, распадаются на две основных группы: либо предъявление требований к лицу, виновному в совершении ДТП (напрямую потерпевшим или в порядке суброгации), либо урегулирование отношений между страховщиками. По этой причине не представилось возможным выявить развернутую практику применения некоторых нововведений. Так, использованная методика поиска не позволила обнаружить случаев применения нового правила п. 3 ст. 1219 ГК РФ, указывающего на применение к отношению из причинения вреда договорного статута, если соответствующее обязательство тесно связано с договором между потерпевшим и причинителем вреда при осуществлении предпринимательской деятельности. Исключением из двух распространенных типов фабул являются события, ставшие предметом рассмотрения при принятии Решения Арбитражного суда Хабаровского края от 18 июля 2018 г. по делу № А73-5465/2017. Истец (российская организация) предъявил иск к иностранной компании о взыскании расходов на услуги адвокатов и других представителей, которые он понес в судебных процессах на территории США, выступая в качестве ответчика. В контексте рассматриваемой проблематики определения деликтного статута на основании ст. 1219 ГК РФ, это решение является единственным, в котором анализировался вопрос о наступлении вреда в другой стране. Как известно, ст. 1219 ГК РФ устанавливает общим правилом применение права страны, в которой имело место действие или иное обстоятельство, являющееся основанием для требования о возмещении вреда. В тех случаях, когда вред в результате таких действий или обстоятельств наступает в другой стране, суд может применить право страны места наступления вреда, когда его причинитель предвидел или должен был предвидеть наступление вреда в этой стране [1, с. 61-63]. Российский суд указал, что американское процессуальное законодательство не устанавливает возможности возмещения понесенных судебных расходов в рамках того же дела. Причинение вреда имело место в США, но ущерб наступил на территории России, т. к. судебные и иные расходы истца в связи с судебным разбирательством в судах штата Нью-Йорк были понесены в России, оплачивались с рублевого счета истца в российском банке. Иностранная же организация должна была предвидеть наступление вреда в России при предъявлении иска к российскому юридическому лицу. На основании этих норм коллизионный вопрос был решен в пользу российского права.
От стандартных сюжетов ДТП на автомобильном транспорте отличаются обстоятельства дела № А03-22164/2014, разрешенного по первой инстанции Решением Арбитражного суда Алтайского края от 12 мая 2016 г. Требование заявлено к российскому изготовителю вагонов, по вине которого произошел излом боковой рамы с последующим сходом вагона и восьми следовавших за ним вагонов. Собственник вагона (казахская организация) возместила национальному оператору железнодорожной инфраструктуры Казахстана убытки, понесенные им в процессе восстановления железнодорожных путей. В свою очередь собственник предъявил в российский суд требование о возмещении уплаченных сумм. С точки зрения решения коллизионных вопросов интересно то обстоятельство, что суд указывает на определение деликтного статута как права страны, где совершено правонарушение, на основании ст. 1219 ГК РФ[10] и один раз цитирует положения ст. 917 Гражданского кодекса Республики Казахстан. В случае если суд определил деликтным статутом право Казахстана, то эта правовая система должна регулировать все отношения, входящие в сферу действия деликтного статута, среди которых, прежде всего, находится вопрос об объеме и способе возмещения вреда. Однако далее по тексту решения все эти вопросы регулируются российским правом, равно как и определение особенностей оплаты труда казахских работников по устранению последствий схода вагонов на территории Казахстана определяется согласно российскому трудовому законодательству. Наконец, и исковая давность определена по ст. 195 ГК РФ, с указанием на аналогичность положений казахского права, хотя в данном случае, при наличии иностранного элемента, очевидно, возникает необходимость решить коллизионный вопрос и в отношении исковой давности.
Оригинальный случай применения ст. 1219 ГК РФ обнаружен в Решении Арбитражного суда Камчатского края по делу № А40-33055/18-126-164. В этом деле иск был предъявлен «Пограничным управлением ФСБ РФ по восточному арктическому району» японской и белизской компаниям о взыскании убытков, составляющих расходы истца по оплате хранения морского судна. Суд посчитал, что эти отношения входят в сферу действия деликтного статута и указал на применимость российского права (ст. 1219 ГК РФ).
Как указывалось ранее в настоящей статье, практика применения ст. 1223 ГК РФ также немногочисленна, но, все же, позволяет осуществить некоторую группировку выявленных подходов.
Общим правилом ст. 1223 ГК РФ является, как известно, применение права страны, где обогащение имело место. Мы хотим обратить внимание на два судебных акта, в которых применялась эта коллизионная привязка.
Эта привязка была применена в Решении по делу № А35-5713/2016 от 03 октября 2016 г[11]. В этом деле белорусский продавец передал российскому покупателю автомобиль, но оплату не получил, в связи с чем предъявил требование о возврате неосновательного обогащения. Судебный акт не дает ответов на вопрос о причинах неприменения норм Венской конвенции 1980 г.[12], а также о причинах квалификации требования как вытекающего из неосновательного обогащения (возможно, договор был расторгнут). По вопросу применения ст. 1223 ГК РФ суд указывает на то, что неосновательное обогащение имело место на территории России, т. к. г. Курск – место передачи спорной машины и совершения последующих действий, в результате которых место ее нахождения не установлено. При квалификации требования как происходящего из неосновательного обогащения и применении ст. 1223 ГК РФ, неочевидными являются причины отказа от применения п. 2 ст. 1223 ГК РФ, поскольку в данном случае неосновательное обогащение возникло в связи с существующим отношением. Поэтому требует обсуждения вопрос о применимости к отношениям из неосновательного обогащения договорного статута, который, наиболее вероятным образом, определялся бы на основании Киевского соглашения 1992 г.
Указание на место неосновательного обогащения отмечено и в Определении Арбитражного суда г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 17 июля 2019 г. по делу № А56-28632/2017/тр.9. Арбитражный суд рассматривал заявление туркменского предпринимателя о включении требования в реестр требований кредиторов российского закрытого акционерного общества. Предприниматель представил доказательства перевода денежных средств на счет должника, но договора, служащего основанием для этого перевода, представлено не было. В связи с этим, суд квалифицировал возникшие отношения как неосновательное обогащение и поставил вопрос о применимом праве. Решение этого вопроса было осуществлено на основании п. 1 ст. 1223 ГК РФ, устанавливающей применение права страны, где обогащение имело место. Определяя это место суд указал, что обогащение произошло в результате перечисления 400 тыс. 36 дол. США на банковский счет должника, находящегося на территории РФ. Иными словами, применимое право к отношению по безосновательному перечислению безналичных денежных средств определено на основании места нахождения должника. В определении не указывается, каким образом место нахождения должника предопределяет место неосновательного обогащения, хотя в данном случае правомерна постановка вопроса о том, что моментом исполнения денежного обязательства является зачисление денежных средств на корреспондентский счет банка, обслуживающего кредитора. А в контексте международного частного права, как позднее это было отражено в Постановлении Пленума № 24, если неосновательное обогащение приобретено в форме безналичных денежных средств, то под страной, где обогащение имело место, следует понимать место нахождение банка (филиала, подразделения), на счет которого были зачислены денежные средства (п. 57).
Еще одна коллизионная привязка ст. 1223 ГК РФ, получившая отражение в сформированной выборке, содержится в п. 2. Это законоположение указывает на подчинение обязательств из неосновательного обогащения статуту отношения, в связи с которым такое неосновательное обогащение возникло. Интересную трактовку этим положениям закона дал Арбитражный суд г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области в Решении от 10 января 2016 г. по делу № А56-47626/2015. В этом деле компания, зарегистрированная в Ангилье, предъявила иск к российскому гражданину (оба являются участниками российского общества с ограниченной ответственностью) об истребовании 330 тыс. дол. США, перечисленных на его счет в турецком банке. Назначением платежа указаны инвестиции в недвижимость. Как указывается в судебном решении, эти инвестиции должны были осуществляться на территории Марьино в г. Петергоф. Ответчик отрицал наличие договоренностей об инвестициях в недвижимость и указал на наличие иных оснований перечислений денежных средств. В решении суд указывает, что в деле не представлено доказательств того, что перечисление денежных средств связано с осуществлением совместного бизнеса, а также отмечает отсутствие каких-либо договорных отношений (ни при перечислении денежных средств, ни в последующем). Но констатируя это, суд обращается к положениям п. 2 ст. 1223 ГК РФ и указывает на то, что отношение связано с предполагаемыми правоотношениями истца и ответчика на территории РФ, поэтому применению подлежит российское право. Представляется, что все же, если наличие предполагаемых отношений доказано, то весьма уместным является определение той коллизионной нормы, которая определяет право, применимое к этим предполагаемым отношениям.
Крайне интересная взаимосвязь коллизионных (п. 2 ст. 1223 ГК РФ) и процессуальных вопросов проявила себя в Постановлении Арбитражного суда Центрального округа от 5 июля 2018 г. по делу № А14-14009/2016. Российская организация обратилась в арбитражный суд с иском к польскому товариществу, требуя возврата денежных средств, перечисленных по расторгнутому в дальнейшем договору. Суд первой инстанции (поддержанный судом апелляционной инстанции) прекратил производство по делу в связи с тем, что заявление не подлежит рассмотрению в суде. К такому выводу суды пришли путем применения ст. 36 Договора о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским и уголовным делам[13] (далее – Договор), определяющей применимое право и компетенцию судов по делам, вытекающим из договорных отношений. Суд кассационной инстанции отменил состоявшиеся судебные акты и направил дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Поскольку договор был расторгнут в связи с его неисполнением польской стороной, то суды не имели права обращаться напрямую к положениям ст. 36 Договора, определяющей договорный статут. Применению подлежал п. 2 ст. 1223 ГК РФ, устанавливающий, что к такому обязательству применяется статут отношения, в связи с которым возникло неосновательное обогащение. Это обогащение возникло в связи с договором, в котором применимым правом избрано российское право (в части возможности выбрать это право уместно было бы сослаться как раз на ст. 36 Договора, а не п. 2 ст. 1210 ГК РФ). Поэтому действительно, применимым к неосновательному обогащению правом является российское право. Представляется, что аргументация суда могла бы быть усилена указанием на подп. 10 п. 1 ст. 247 АПК РФ в трактовке п. 15 Постановления Пленума № 23, выражающейся в возможности установления компетенции арбитражного суда в случае проявления спорным правоотношением тесной связи с территорией РФ. Такая связь может выражаться в том, что отношение регулируется российским правом.
Проблема связи коллизионных и процессуальных вопросов проявила себя в Решении Арбитражного суда г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области от 25 апреля 2019 г. по делу № А56-2426/2019. Истец обратился с иском к шведской и российской организациям с требованием о взыскании неосновательного обогащения, возникшего в результате перечисления денежных средств на счет шведской организации в шведском банке. В отношении ответчика – российской организации – в иске было отказано, а в отношении ответчика – шведской компании – производство прекращено. Оценивая наличие компетенции арбитражного суда по рассмотрению спора из неосновательного обогащения, суд обратился к подп. 5 и 10 п. 1 ст. 247 АПК РФ. Поскольку счет, на который перечислены денежные средства, находится вне пределов России, то неосновательное обогащение имело место вне пределов России, из чего следует, что подп. 5 п. 1 ст. 247 АПК РФ неприменим. Применимым правом в силу ст. 1223 ГК РФ является шведское право, поэтому нет и проявления тесной связи спорного правоотношения с территорией РФ для целей применения подп. 10 п. 1 ст. 247 АПК РФ.
Схожим образом рассуждал и Арбитражный суд г. Москвы в Определении о возвращении искового заявления от 9 декабря 2015 г. по делу № А40-225084, констатировав отсутствие оснований для установления компетенции арбитражного суда по делу о взыскании неосновательного обогащения с организации, инкорпорированной в Новой Зеландии. Поскольку денежные средства были перечислены в банк, находящийся за рубежом, а контракт, в связи с которым возникло неосновательное обогащение, предусматривал применение права Новой Зеландии, суд отказал в принятии иска к производству.
Проведенное исследование показывает, что коллизионные нормы о регулировании внедоговорных отношений применяются реже, чем нормы, определяющие договорный статут. В связи с выявленными проблемами в правоприменительной практике представляется целесообразной подготовка высшей судебной инстанцией обзора судебной практики о применении норм, регулирующих внедоговорные отношения по мере накопления судебных актов по анализируемой проблематике.
