Несовершеннолетние являются одной из наименее защищённых категорий граждан, которые ввиду особого психоэмоционального состояния личности, обусловленного особенностями развития человеческого организма, нередко вовлекаются в преступную деятельность. Однако самостоятельно криминальный образ жизни несовершеннолетние выбирают редко, – чаще всего подобное вовлечение происходит под влиянием «старших товарищей».
Первая редакция ст. 150 Уголовного кодекса РФ устанавливала ответственность за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления путём обмана, обещаний, угроз или другим способом (основной состав). За это предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок до 5 лет. В качестве квалифицирующих признаков было обозначено совершение указанного деяния: а) педагогом, родителем или лицом, на которое возложены по закону обязанности по воспитанию несовершеннолетнего (ч. 2 ст. 150 УК РФ); б) с применением насилия или с угрозой его применения (ч. 3 ст. 150 УК РФ); в) сопряженное с вовлечением в совершение тяжкого или особо тяжкого преступления (ч. 4 ст. 150 УК РФ)[1]. После эволюция отечественного уголовного законодательства привела к дополнению ч. 4 ст. 150 УК РФ такими признаками, как вовлечение несовершеннолетнего в преступную группу, а также в совершение преступления по мотивам идеологической, политической, расовой, религиозной или национальной ненависти или вражды, либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.
Исследуя вопросы квалификации преступления, предусмотренного ст. 150 УК РФ, укажем, что согласно п. 42 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 1 февраля 2011 г. № 1 (в редакции от 28 октября 2021 г.) «О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних», при рассмотрении данной категории дел надлежит устанавливать характер взаимоотношений между несовершеннолетними и взрослыми лицами, достигшими 18-ти летнего возраста. При этом под вовлечением необходимо понимать соответствующие действия, направленные на возбуждение у несовершеннолетнего желания совершить преступление, выражаемые в форме обмана, угроз, обещаний, а также в форме предложений совершить общественно опасные деяния.
Оконченным данное преступное деяние считается с момента совершения соответствующих деяний несовершеннолетним. При этом в том случае, если несовершеннолетний не подлежит уголовной ответственности, то лицо, которое вовлекло его в совершение преступления несёт ответственность за содеянное в качестве исполнителя (путём посредственного причинения)[2].
Новеллой 2024 г. является внесение Федеральным законом от 29 мая 2024 г. № 111-ФЗ в ч. 4 ст. 150 УК РФ нового квалифицирующего признака. Указанный признак предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от 5 до 8 лет с ограничением свободы на срок до 2 лет либо без такового за вовлечение несовершеннолетнего в совершение трех и более преступлений небольшой и (или) средней тяжести[3].
Введение в действие данной нормы вызвало широкие дискуссии в научном сообществе относительно определения причин ужесточения ответственности за повторное вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. В связи с этим считаем необходимым выявить цель разработки и внедрения указанного изменения в действующий УК РФ, основываясь на позиции законодателя, исходя из содержания проекта Федерального закона, мнениях представителей научного сообщества по данной проблематике и современных тенденциях правоприменительной практики.
В первую очередь в пояснительной записке к данному законопроекту обозначено, что целью его разработки является усиление противодействия вовлечению несовершеннолетних в совершение нескольких преступлений. Со ссылками на соответствующие статьи Конституции РФ (ч. 4 ст.67.1), действующей Стратегии национальной безопасности РФ (подп. 9 п. 47) дополнительно подчёркнуто, что профилактика преступной деятельности несовершеннолетних является одной из приоритетных задач отечественной государственной политики, а необходимость усиления ответственности за повторность такой деятельности обусловлена активизацией попыток деструктивных сил дестабилизировать обстановку в российском государстве путем вовлечения подростков в общественно опасную деятельность[4].
В пояснительной записке также указано, что в последнее время значительно выросли масштабы вовлечения несовершеннолетних в совершение таких преступлений, как хулиганство, вандализм, заведомо ложные сообщения о минировании зданий и сооружений, незаконные публичные мероприятия, умышленное уничтожение (повреждение) чужого имущества. Исходя из этого, напрашивается соответствующий вывод: по усмотрению законодателя рост именно данных преступных деяний детерминирует принятие указанного изменения. Однако так ли это в действительности? Считаем, что приведённый причинный комплекс необходимо проанализировать более детально и обозначить более чётко.
Отметим, что в приведенных в пояснительной записке примерах основной видовой объект преступных посягательств – это общественная безопасность, и лишь в случае с уничтожением (повреждением) чужого имущества – собственность. Однако это не совсем «укладывается» в дальнейшее выстраивание обоснования причинно-следственной связи предлагаемых изменений и общей концепции законопроекта. Так, после теоретического обоснования цели принятия данного Федерального закона в четырёх приводимых в документе примерах из судебной практики в качестве объекта преступных посягательств определяется именно отношения по поводу собственность, а не общественной безопасности, о которой ранее пишет автор законопроекта. Это даёт основание заключить, что в большинстве случаев несовершеннолетних вовлекают именно в корыстные преступления. И это не единственное, что обращает на себя внимание.
Отдельно укажем, что в приводимых примерах отмечается многоэпизодность совершаемых деяний. Так, в первом примере несовершеннолетних вовлекли в совершение 8 краж, во втором – к 7, в третьем – к 4, а в четвёртом – к 10. Это приводит к понимаю противодействия разработанной нормой уголовного закона вовлечению несовершеннолетних не просто в преступную, а профессиональную преступную деятельность, характеризующуюся как раз такой систематичностью, однородностью и (или) тождественностью совершения преступлений. В подтверждение также укажем, что в приведённых примерах из судебной практики взрослые лица, согласно материалам следствия, являлись настоящими преступниками-профессионалами, поскольку специализировались исключительно на совершении краж, имели необходимую криминальную квалификацию и получали систематическую прибыль от такой деятельности. Так, например, некто гражданин А. в 2022 г. в г. Казани совершил 44 кражи чужого имущества, являясь настоящим «профессионалом» криминального «ремесла», и 10 из 44 краж совершены совместно с несовершеннолетними[5]. Полагаем, что именно в этой части пояснительной записки наиболее полно раскрывается основная цель введения нового квалифицирующего признака – противодействия вовлечению несовершеннолетних преступниками в профессиональную преступную деятельность корыстной направленности.
Указанная точка зрения находит подтверждение и в научной среде. Так, отдельные исследователи справедливо отмечают, что особую опасность в настоящее время представляет разлагающее влияние на несовершеннолетних, оказываемое со стороны ранее судимых лиц, а также членов криминальных структур [1, с. 52–57; 2, с. 68–75; 7, с. 42–51]. Как замечают исследователи, такое воздействие не просто приводит к разовому совершению несовершеннолетними преступных деяний, а способствует усвоению несовершеннолетними ценностей и норм криминальной субкультуры, восприятию противозаконного поведения как образа жизни, а главное – к подготовке из числа таких несовершеннолетних «кадрового резерва» для профессиональной преступности [10, с. 103–114]. Другие отмечают, что каждый второй преступник-профессионал свое первое преступление совершил именно в возрасте 14-18 лет [2, с. 68–75], и согласно данным некоторых экспертных оценок доля таких лиц среди профессиональных преступников составляет 80 % от их общей массы [4, с. 47–56]. При этом особую роль в формировании у подростков склонности к совершению преступлений учёные справедливо отводят именно «старшим товарищам» по криминальному «ремеслу» [3, с. 124–130; 9, с. 207–210].
Указанная проблематика также отражается в современной отечественной судебной практике. В судебных решениях прослеживается устойчивая связь между вовлечением несовершеннолетних в совершение преступлений небольшой и (или) средней тяжести и профессиональной преступной деятельностью.
Для примера приведём дело о совершении с вовлечением несовершеннолетней Н. в 2018-2019 годах в Краснодаре в пять эпизодов «магазинных» краж группой лиц по предварительному сговору. Согласно материалам следствия, Ф. намеренно установил дружеские отношения с несовершеннолетней с целью её вовлечения в преступную деятельность, осуществляемую на постоянной (профессиональной) основе. Первоначально, преступник попросил её «помочь» совершить кражу колонки для прослушивания музыки, предварительно обучив данному «ремеслу». Ф. пояснил, что для хищения колонки (как и любого другого товара из сетевого магазина) необходимо взять её со стеллажа, достать из коробки и, не попадая в поле зрения камеры видеонаблюдения и сотрудников охраны, аккуратно положить её во внутренний карман куртки, вернув пустую коробку на полку. Затем, не привлекая внимания, необходимо максимально спокойно и уверенно удалиться из магазина. По отработанной «схеме» было совершено несколько эпизодов краж цифровой техники из разных крупных сетевых магазинов города с дальнейшей перепродажей данных товаров и получением преступным путём денежных средств.
Криминологическая наука оценивает указанные деяния как промысел «магазинных воров» или «шоплифтинг», определяемый как профессиональная осознанная противоправная деятельность по совершению хищений товаров и денежных средств в розничных магазинах «современных форматов». Подобные систематические кражи товаров в крупных магазинах позволяют преступникам значительно обогащаться и получать от этого «ремесла» постоянную прибыль, что наряду с владением особыми криминальными умениями и навыками позволяет отождествлять указанную «активность» с деятельностью преступников-профессионалов [5, с. 38–46; 6, с. 45–50]. В свою очередь, вовлечение несовершеннолетних в такую деятельность обеспечивает пополнение «кадрового резерва» профессионального преступного сообщества.
В указанном деле решением суда гражданин Ф. признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 158 УК РФ, п. «а» ч. 2 ст. 158 УК РФ, ч. 3 ст. 30 ч. 1 ст. 158 УК РФ, ч. 1 ст. 228 УК РФ, а также ч. 1 ст. 150 УК РФ с назначением наказания в виде 4 лет лишения свободы[6]. Однако негативное деструктивное воздействие на несовершеннолетнюю Н. всё же было оказано, что значительно повысило риск продолжения ведения подростком уже во взрослом возрасте криминального образа жизни.
Таким образом, примеры судебной практики также подтверждают актуальность активизации борьбы средствами уголовного закона с вовлечением подростков не просто в преступную, а профессиональную преступную деятельность. В связи с этим ещё раз подчеркнём, что более обоснованная и подтверждённая теорией и практикой цель введения нового квалифицирующего признака в ч. 4 ст. 150 УК РФ – это противодействие формированию у несовершеннолетних интереса к продолжению преступной деятельности на постоянной (профессиональной) основе и к криминальной жизни в целом.
Однако, как справедливо отмечает исследователь А. Н. Сунгатуллин, несмотря на весь положительный эффект от введения указанной нормы и значительный правоприменительный потенциал, у рассматриваемого квалифицирующего признака есть некоторые недостатки. К примеру, не совсем ясно, подлежит ли квалификации по п. «в» ч. 4 ст. 150 УК РФ совершение нескольких тождественных преступлений, объединённых единым умыслом и направленных на достижение единой цели (по-другому, когда речь идёт о продолжаемом преступлении). Определим, что по характеру и степени общественной опасности такое преступное деяние не менее опасно, чем неоднократное вовлечение в преступную деятельность несовершеннолетних, поскольку в результате совершения такого преступления подростки также увеличивают свой криминальный «потенциал», обретают преступный опыт, однако, согласно устоявшейся уголовно-правовой традиции, указанные деяния должны быть оценены как одно преступление, вследствие чего привлечение к ответственности именно по п. «в» ч. 4 ст. 150 УК РФ исключается [8, с. 65–74]. Полагаем, что по этому поводу необходимы соответствующие комментарии Пленума Верховного Суда РФ.
Также обозначим такой недостаток, как отсутствие в п. «в» ч. 4 ст. 150 УК РФ указания не просто на неоднократное вовлечение несовершеннолетних в совершение преступлений небольшой и средней тяжести, а на вовлечение в совершение однородных и (или) тождественных преступных деяний. Считаем, что это позволит вычленить среди иной деятельности криминальных элементов, направленной на вовлечение подростков и молодёжи в совершение преступлений, деятельность преступников-профессионалов, имеющих высокую квалификацию и специализирующихся исключительно на совершении тождественных и (или) однородных преступлений. Полагаем, это позволит усилить профилактирующий «эффект» и снизить потенциал криминального воздействия преступников-профессионалов на подрастающее поколение, а также в целом нивелировать рост «кадрового резерва» профессиональной преступности, «питающейся» и самодетерминирующейся как раз за счёт подобного привлечения к такой общественно опасной деятельности несовершеннолетних.
Анализ правоприменительной практики, действующего законодательства и мнений отечественных учёных, занимающихся исследованиями в данной области, даёт основание заключить, что введение в действие Федеральным законом от 29 мая 2024 г. № 111-ФЗ «О внесении изменения в статью 150 Уголовного кодекса Российской Федерации» такого квалифицирующего признака, как вовлечение несовершеннолетнего в совершение трех и более преступлений небольшой и (или) средней тяжести, предусмотренный п. «в» ч. 4 ст. 150 УК РФ, действительно отвечает запросам современности, определяя в качестве одной из приоритетных задач действующего уголовного законодательства противодействие дальнейшей криминализации подростковой среды, а главное, противодействие вовлечению несовершеннолетних в занятие преступной деятельностью на постоянной (профессиональной) основе. Считаем, что вступившие в силу изменения имеют большой правоприменительный потенциал и значительную актуальность, препятствуя в глобальном масштабе дальнейшей самодетерминации сообщества преступников-профессионалов, воспринимающих несовершеннолетних как потенциальный «кадровый резерв». Однако, несмотря на это, указанный квалифицирующий признак не лишён недостатков, в связи с чем находим важным разъяснение особенностей применения указанной нормы Пленумом Верховного Суда РФ. С целью усиления борьбы с криминальной «профессионализацией» подростковой среды считаем необходимым ужесточение ответственности за вовлечение несовершеннолетнего в совершение трех и более тождественных и (или) однородных преступлений небольшой и (или) средней тяжести посредством внесения соответствующих изменений в п. «в» ч. 4 ст. 150 УК РФ.
