Нормативное пространство современного российского уголовного права представляет собой внутренне дифференцированную разновидность относительно обособленных нормативных предписаний различной функциональной направленности. Эти нормы органично вплетены в трехуровневое структурное построение Общей и Особенной части УК РФ, состоящее из разделов, глав и статей, образующее собой несущий каркас системы уголовного права в целом. Несмотря на пристальное внимание, уделяемое доктриной уголовного права вопросу истолкования социально-правовой природы, видов и функционального предназначения уголовно-правовых норм, его решение не отличается единообразием [1, с. 86–132]. Тем не менее нельзя не признать, что при различных подходах к классификации уголовно-правовых предписаний, исследователи выделяют среди них общие и специальные нормы-запреты, которые «с разной степенью обобщения и с различной полнотой предусматривают признаки одного и того же преступления» [4, с. 211]. Указывая на принципиальное отличие между этими нормами, заключающееся в степени абстракции сформулированного в них уголовно-правового запрета, А. В. Наумов подчеркивает, что «специальная норма всегда в какой-то части уточняет и конкретизирует признаки общей нормы, из которой она и выделена» [6, с. 36].
Появление в уголовном законе специальных уголовно-правовых запретов, как известно, сопряжено с увеличением объема содержащегося в нем нормативного материала. Подтверждением этому служит интенсивно проводимая в последние годы содержательная и структурная модернизация Уголовного кодекса Российской Федерации, свидетельствующая, в том числе и о возрастающей роли специальных запретительных норм в механизме уголовно-правового регулирования. Однако системный анализ специальных норм, на основании которых осуществляется уголовно-правовая охрана наиболее значимых частных и публичных интересов, демонстрирует далеко не во всем их согласованное функционирование с общими нормативными установлениями. Содержательное и технико-юридическое несовершенство отдельных новых специальных норм-запретов негативным образом влияет на эффективность реализации присущих им функций, создает предпосылки для искусственной конкуренции и дублирования при регулировании общей и специальной нормой одних и тех же отношений, возникающих в связи с совершением преступления. Поэтому, несмотря на достаточно широкое представительство специальных запретов в уголовном законе, в доктрине уголовного права пока еще не сложился единый подход в оценке перспектив их использования при обновлении механизма уголовно-правового регулирования. Этому в немалой степени способствует недостаточная теоретическая разработка вопросов, касающихся определения критериев или оснований конструирования специальных уголовно-правовых запретов, их видов и выполняемых ими функций. В этой связи представляется целесообразным обратить внимание именно на эти проблемные вопросы, находящиеся в значительной мере на периферии современных доктринальных общетеоретических и отраслевых изысканий.
Говоря об основаниях (критериях) конструирования специальных уголовно-правовых запретов, следует подчеркнуть, что как в общей теории права, так и в науке уголовного права отсутствует общепризнанный взгляд относительно их конкретных разновидностей и предметного содержания. В литературе подчеркивается, что такой критерий «многоструктурен, сложен по своему содержанию. Его основными элементами выступают: регулирование особого рода отношений, специализация правового регулирования, объем действия специальных норм, специфика целевого назначения, порядок их реализации, содержание указанных предписаний» [7, с. 198]. В науке уголовного права в качестве оснований выделения специальных запретов называются такие обстоятельства, как существенное различие характера и степени общественной опасности некоторых видов деяний, предусмотренных одной уголовно-правовой нормой, а также необходимость дифференцированного регулирования ответственности за совершение этих преступлений и невозможность достижения этой цели с помощью существующей общей нормы» [10, с. 8].
Представляется, что в приведенных выше суждениях относительно оснований (критериев) формулирования специальных запретов не учитывается их функциональное предназначение. Очевидно, что уже сам факт наличия в материи уголовного права специальных норм свидетельствует о том, что им, так же как и общим уголовно-правовым запретам, присущи основные или базовые функции, посредством которых реализуются определенные в ч. 1 ст. 2 УК РФ отраслевые задачи. В уголовно-правовой литературе к таким функциям относятся охранительно-регулятивная, гарантийно-легитимирующая, информационно-ориентационная, ценностно-мотивационная, оценочно-интерпретационная, инструментально-предупредительная, юридико-техническая [5, с. 202]. В этих функциях отражаются наиболее существенные общие черты и свойства всех уголовно-правовых запретов. Своеобразие же специальных уголовно-правовых запретов заключается именно в том, что наряду с основными им присущи свои собственные функции, позволяющие глубже понять их служебную, определенную законодателем только для них специальную роль в механизме уголовно-правового регулирования. Как справедливо отметил А. А. Тер-Акопов, специальная норма представляет собой норму, имеющую «особое предназначение, она устанавливается для обеспечения каких-то специфических задач и функций в соответствии с целями данной системы отношений» [11, с. 31]. Анализируя действующее уголовное законодательство, можно прийти к выводу о том, что на специальные уголовно-правовые запреты государственно-организованное общество возлагает реализацию в дополнение к основным функциям как минимум двух присущих только им функций: правовосполнительной и регулятивно-конкретизационной. В правовосполнительной функции находят свое отражение наиболее существенные черты и свойства нормативных предписаний, именуемых специальными нормами-дополнениями, а в регулятивно-конкретизационной – конкретизирующими нормами. В доктрине уголовного права при характеристике специальных норм-запретов акцентируется внимание в основном на конкретизирующих предписаниях, функция которых заключается в конкретизации одного или нескольких признаков состава преступления, указанных в общей норме [9, с. 179]. В действующем уголовном законодательстве к таковым, в частности, следует отнести специальные нормы, посредством которых из общей нормы, запрещающей мошенничество (ст. 159 УК РФ), путем конкретизации места и способа его совершения выделены в качестве самостоятельных преступлений мошенничество в сфере кредитования (1591 УК РФ), мошенничество при получении выплат (ст. 1592 УК РФ), мошенничество с использованием электронных средств платежа (ст. 1593 УК РФ), мошенничество в сфере страхования (ст. 1595 УК РФ) и мошенничество в сфере компьютерной информации (1596 УК РФ). Разумеется, это не означает, что в нормативном поле современного отечественного уголовного права отсутствуют запретительные нормы-дополнения. В отличие от конкретизирующих норм функциональное предназначение специальных норм-дополнений состоит в расширении содержания общих норм-запретов путем насыщения нормативного поля уголовного права новыми, ранее не известными уголовному закону нормативными установлениями, что влечет за собой и расширение границ уголовной противоправности. К ним, например, можно отнести специальную норму, установившую в дополнение к закрепленным в ст. 109, 118 и 168 УК РФ общим запретам ответственность за причинение по неосторожности смерти, тяжкого вреда здоровью человека или крупного ущерба вследствие нарушения требований к антитеррористической защищенности объектов (территорий) (ст. 2173 УК РФ). До ее включения в уголовный закон Федеральным законом от 31 июля 2023 г. № 398-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» установленный Правительством Российской Федерации порядок антитеррористической защищенности объектов и территорий, характеризующихся нахождением в них неопределенного множества людей, например, объектов спорта[1], не рассматривался в качестве самостоятельного объекта уголовно-правовой охраны. Учитывая, что к моменту появления в уголовном законе нормы ст. 2173 УК РФ порядок антитеррористической защищенности объектов топливно-энергетического комплекса уже охранялся нормой ст. 2171 УК РФ, включенной в уголовное законодательство Федеральным законом от 21 июля 2011 г. № 257-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части обеспечения безопасности объектов топливно-энергетического комплекса», можно утверждать о существовавшем пробеле в нормативном поле позитивного уголовного права. Такой пробел не позволял оценивать как обладающее повышенной общественной опасностью вредоносное поведение лиц, нарушающих установленные для них требования в сфере обеспечения антитеррористической защищенности объектов, не относящихся к объектам топливно-энергетического комплекса. Общие условия уголовной ответственности за неосторожное причинение смерти (ст. 109 УК РФ), тяжкого вреда здоровью человека (ст. 118 УК РФ) либо уничтожение имущества (ст. 168 УК РФ) не позволяли усиливать ее в отношении именно этих субъектов. Включив ст. 2173 УК РФ в сферу функционирования уголовного права, законодатель, во-первых, ликвидировал этот пробел, реализовав тем самым присущую специальной норме-дополнении правовосполнительную функцию. Во-вторых, в сравнении с общими нормами, запрещающими неосторожное причинение смерти, тяжкого вреда здоровью человека или крупного ущерба, усилил уголовную ответственность в отношении лиц, нарушающих возложенные на них специальные обязанности по обеспечению антитеррористической защищенности объектов и территорий, не относящихся к объектам топливно-энергетического комплекса. Наконец, в-третьих, расширил присущую как общим, так и специальным нормам-запретам гарантийно-легитимирующую функцию и, следовательно, гарантийный потенциал уголовного права в целом в части уголовно-правовой охраны жизни, здоровья людей и собственности от террористических угроз. Современные криминологические реалии, к сожалению, являют отнюдь нередкие примеры таких угроз, реализация которых сопровождается причинением существенного, порой невосполнимого вреда частным и публичным интересам.
Пример конструирования специальной нормы ст. 2173 УК РФ, так же, как и других специальных норм-дополнений, устраняющих возникающие в уголовном законе пробелы, свидетельствует о том, что в качестве критериев их появления в нормативном поле уголовного права выступают основания криминализации общественно опасных деяний. В уголовно-правовой доктрине в качестве таковых называются, в частности, неблагоприятная динамика определенного вида общественно опасных деяний, возникновение либо существенное развитие новой группы общественных отношений, обнаружение вредных последствий хозяйственной и иной деятельности людей, существенное и внезапное изменение социально-экономической обстановки в результате вооруженных конфликтов, чрезвычайных ситуаций техногенного и природного характера, а также другие происходящие в материальной и духовной жизни общества процессы, создающие действительную общественную потребность в уголовно-правовой новелле [8, с. 204–205].
Признавая основания криминализации критериями конструирования в уголовном законе специальных норм-дополнений, отметим, что такое совпадение не характерно для практики выведения из сферы действия общих нормативных предписаний специальных конкретизирующих норм в силу имеющихся различий между процессом криминализации и правовым механизмом создания последних. Известно, что сущность криминализации состоит в признании определенных видов общественно опасного поведения преступным, влекущим применение к виновному лицу наказания и других предусмотренных уголовным законом мер уголовно-правового характера. Следовательно, появление в позитивном уголовном праве в результате криминализации новой нормы, в том числе и специальной нормы-дополнения, означает расширение границ преступного поведения. Напротив, выделение из общей нормы-запрета специального конкретизирующего нормативного предписания не сопровождается расширением пределов уголовной противоправности, так как с его помощью самостоятельное значение в виде юридического факта-преступления придается тому общественно опасному деянию, которое и ранее являлось запрещенным общей уголовно-правовой нормой в качестве одной из его разновидности. Как отмечается в литературе, «разновидность, выделенная из общей нормы, становится нормой специальной, которая обладает всеми существенными признаками общей и конкретизирует один или несколько из этих признаков» [2, с. 94]. Поэтому в отличие от критериев конструирования специальных норм-дополнений, совпадающих с основаниями криминализации, понятие «основания» конструирования специальных конкретизирующих норм-запретов имеет самостоятельное значение. Оно обозначает те действительные предпосылки, социальные причины, которые обусловливают изменение объема общей запретительной уголовно-правовой нормы.
В уголовном праве общая норма запрещает совершение однородных, одинаковых по степени общественной опасности преступных деяний. Однако в период социально-правового бытия уголовного закона под влиянием происходящих в обществе политических и социально-экономических процессов опасность отдельных деяний, охватываемых общей нормой-запретом, так же как и ее законодательная оценка, могут претерпевать изменения либо в сторону ее увеличения, либо в сторону снижения. В результате такие деяния оцениваются как выделяющиеся по уровню объективно присущей им степени общественной опасности из всей совокупности однородных преступных деяний, находящихся в сфере действия общей нормы-запрета. Иными словами, степень их общественной опасности достигает того уровня, который, по мнению законодателя, уже не соответствует ее юридической оценке, отраженной в санкции общей запретительной уголовно-правовой нормы. В таких случаях возникает потребность формулирования специальных конкретизирующих уголовно-правовых норм с тем, чтобы устранить расхождение между фактической степенью общественной опасности конкретного преступного деяния и ее законодательной оценкой. Реализуется эта потребность благодаря специальным конкретизирующим нормам-запретам. Появление в уголовном законе каждой такой нормы означает конкретизацию общего уголовно-правового запрета, осуществляемую путем изменения объема (его уменьшения) любого из элементов состава преступления и выведения из сферы действия общего запрета отдельных преступных деяний с закреплением их признаков в самостоятельной уголовно-правовой норме, именуемой специальной. Таким образом, в качестве критерия или основания формулирования специальных конкретизирующих уголовно-правовых норм целесообразно, по нашему мнению, рассматривать объективно изменяющуюся степень общественной опасности конкретных деяний, запрещенных общими уголовно-правовыми нормами. Выделение специальной конкретизирующей нормы-запрета имеет лишь тогда практический законодательный смысл, когда оно обусловлено изменением степени общественной опасности отдельных деяний, предусмотренных общей нормой-запретом. В этом смысле функциональное назначение специальной конкретизирующей нормы заключается в смягчении либо усилении уголовной ответственности за нарушение той или иной разновидности выведенного из общей нормы уголовно-правового запрета и, следовательно, достижении цели дифференциации уголовной ответственности.
Материализация в позитивном уголовном праве любой из разновидностей специальной запретительной нормы предполагает ее соответствие внутренним функциональным связям, существующим в системе действующего уголовного законодательства. Поэтому специальная норма-запрет, так же как и любая другая уголовно-правовая норма, должна быть сформулирована с учетом системных принципов криминализации, среди которых отметим как имеющий первостепенное значение именно для конструирования специальных норм-запретов принцип «беспробельности закона и неизбыточности запрета». Дело в том, что формулирование специальной запретительной нормы связано с включением ее в сложившуюся систему уголовного законодательства. Это означает, что такая норма не должна создавать как избыточности правового материала в этой системе, так и нормативного пробела. Игнорирование этого принципа часто приводит к тому, что уголовный закон либо вообще не реагирует на деяния, представляющие значительную общественную опасность, либо становится излишне казуистичным, порождая тем самым искусственную конкуренцию норм, отрицательным образом сказывающуюся на его применении. В этом смысле характерным примером служит избранный законодателем технико-юридический способ конструирования упомянутой нами ранее нормы ст. 2173 УК РФ.
Оценивая в самом общем приближении воплощенный в санкциях ст. 2173 УК РФ карательный потенциал принудительного воздействия в отношении субъекта, нарушившего содержащийся в ней запрет, можно утверждать, что он превышает карательно-принудительный потенциал общих норм, содержащийся в санкциях ст. ст. 109, 118 и 168 УК РФ. Скажем, если санкция ч. 2 ст. 109 УК РФ за причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей устанавливает максимальное наказание в виде трех лет лишения свободы, то санкция ч. 2 ст. 2173 УК РФ за неосторожное причинение специальным субъектом аналогичных последствий в результате нарушения требований к антитеррористической защищенности объектов (территорий) – до пяти лет лишения свободы. Нетрудно убедиться в том, что при конструировании рассматриваемых санкций, законодатель руководствовался принципом их соразмерности, а потому в специальной норме обоснованно установил повышенные санкции за преступление, обладающее повышенной общественной опасностью. Сказанное отнюдь не означает, что карательно-принудительный потенциал специальной нормы ст. 2173 УК РФ претендует на эффективную востребованность правоприменительной практикой. Причиной тому, на наш взгляд, является редакция диспозиций каждой из трех ее частей. Дело в том, что в качестве одного из обязательных признаков составов преступлений, сформулированных в ст. 2173 УК РФ, определено особое правовое состояние их субъекта, именуемое состоянием его административной наказанности. По прямому предписанию ст. 2173 УК РФ, предварительным условием наступления уголовной ответственности за нарушения требований к антитеррористической защищенности объектов (территорий) является факт неоднократного (два и более раза в течение ста восьмидесяти дней) привлечения лица к административной ответственности за аналогичные административные правонарушения. Сомнительный характер этого законотворческого решения видится в том, что оно практически исключает возможность привлечения к уголовной ответственности лица, впервые нарушившего требования антитеррористической защищенности объектов (территорий), повлекшие наступление одного из указанных в ст. 2173 УК РФ общественно опасных последствий. Разумеется, подобного рода деяние, обладающее повышенной общественной опасностью, не может не быть оценено как преступление. Однако такая уголовно-правовая оценка возможна отнюдь не на основании специально включенной в уголовный закон для реагирования на подобного рода случаи специальной нормы, а на основании общих норм ст. 109, 118 или 168 УК РФ. Такое решение, с одной стороны, формально будет соответствовать уголовному закону, однако с другой – будет свидетельствовать о несоразмерности назначенного виновному наказания тяжести совершенного им деяния и, кроме того, об избыточности специальной нормы запрета ст. 2173 УК РФ в механизме уголовно-правовой охраны жизни, здоровья людей и собственности от террористических угроз. Избыточный характер этой нормы видится в конструктивных особенностях сформулированных в ней составов преступлений. В отличие, скажем, от состава преступления, закрепленного в ст. 2171 УК РФ, составы отраженных в ней преступлений представляет собой сочетание в их структуре юридических фактов разной отраслевой принадлежности – факта административной наказанности лица, подвергнутого административной ответственности и уголовно-правового по своей природе факта наступления вредоносных последствий. Возведенное в специальной норме ст. 2173 УК РФ в ранг преступления деяние, в котором к факту административной наказанности «привязаны» вредоносные последствия, в реальной правоприменительной практике не может не быть оценено как искусственное, избыточное нормативное образование. Решение объявить в специальной норме ст. 2173 УК РФ преступлением правонарушение, имеющее дуалистичную по своей сути юридическую природу, по нашему мнению, в определенной мере размывает межотраслевые правовые границы, существующие между административным и уголовным правом. В свете изложенного представляется уместным сослаться на И. Канта, полагавшего, что «смешение границ различных наук ведет не к расширению этих наук, а к искажению их» [3, с. 84]. Думается, что этой идеей мог бы руководствоваться не только исследователь, но и законодатель, формулируя смежные с административным правом уголовно-правовые запреты. На наш взгляд, законодателю было бы целесообразно внести изменения в ст. 2173 УК РФ, исключив из ее текста признак административной наказанности. Это решение позволило бы восстановить содержащуюся в ней норму-запрет в действительном специальном статусе.
