В современный период масштабы коррупции достигли своего пика, уровень ее распространения в государственной власти увеличивается с каждым днем, ущерб от коррупционной преступности исчисляется миллиардами рублей. Все это представляет угрозу национальной безопасности, социальному и экономическому развитию [14, с. 1] Профилактика как первая линия защиты от коррупционных правонарушений зачастую не срабатывает [18, с. 143–144].
В этой связи вопросы противодействия коррупции в органах государственной власти, совершенствования норм об ответственности за коррупционные преступления, в том числе в судебной системе, являются объектом пристального внимания не только ученых-криминалистов, но и представителей других научных специальностей, а также широких кругов общественности. Такие исследования проводились как российскими, так и зарубежными учеными. Применительно к коррупции в судебной системе в качестве примера можно привести кандидатскую диссертацию Б.Д. Какешова «Уголовно-правовые и криминологические меры предупреждения коррупции в судебной системе» [4], диссертационное исследование А.В. Бухарева «Теоретико-правовые аспекты организационно-управленческой деятельности по профилактике коррупции в районных судах Российской Федерации» [2] и др. Проблемы противодействия коррупции в судебной системе рассмотрены в работах Т.В. Ткаченко [12], Я.Д. Тюриковой [13], В.Д Селивановой [10], Н.М. Полякова [8] и других авторов.
Вместе с тем ряд вопросов, связанных с совершенствованием законодательства об ответственности за коррупционные преступления в судебной системе, исследован недостаточно. Это касается, например, конструкции диспозиций норм об ответственности за коррупционные преступления, соответствия санкций характеру и степени общественной опасности такого рода деяний и т.д.
Конституцией России в ст. 10 установлено, что государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны. Действующее уголовное законодательство, устанавливая ответственность за коррупционные преступления, не делает принципиальных различий в зависимости от того, в какой из ветвей власти они совершаются. Так, ч. 4 ст. 290 УК РФ предусматривает в качестве квалифицирующего признака получения взятки совершение преступления лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, а равно главой органа местного самоуправления.
Указ Президента РФ от 11 января 1995 г. №32 «О государственных должностях Российской Федерации» устанавливает сводный перечень государственных должностей Российской Федерации, к которым, среди прочих, относятся федеральные министры, члены комитетов (комиссий) Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации, федеральные судьи. Таким образом, в данном списке присутствуют представители всех ветвей власти[1].
Конституция РФ не делает различий в статусе законодательной, исполнительной и судебной власти, однако это не означает, что отсутствует специфика в характере и степени общественной опасности коррупционных преступлений, совершаемых в различных ветвях власти. Рассмотрим этот тезис применительно к судебной власти, особенности которой применительно к рассматриваемой теме связаны со следующими факторами.
Во-первых, ряд преступлений может быть совершен лишь судьями: например, вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта (ст. 305 УК РФ). Поэтому, если указанные действия судьей совершены за взятку, он отвечает по совокупности как за общеуголовное коррупционное преступление (ч. 4 ст. 290 УК РФ), так и за преступление, состав которого является специальным и расположен в главе 31 УК РФ (преступления против правосудия).
Во-вторых, особая роль судебной власти проявляется в том, что в случае разногласий между исполнительной и представительной властью спор разрешает суд как арбитр между двумя другими ветвями власти. В судебном порядке рассматриваются и споры между главой государства – Президентом России и другими ветвями власти. Так, согласно ст. 125 Конституции РФ, Конституционный Суд Российской Федерации по запросам Совета Федерации, Государственной Думы, одной пятой членов Совета Федерации или депутатов Государственной Думы разрешает дела о соответствии Конституции Российской Федерации нормативных актов Президента Российской Федерации. С другой стороны, Конституционный Суд РФ по запросам Президента Российской Федерации разрешает дела о соответствии Конституции Российской Федерации федеральных законов, нормативных актов Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства Российской Федерации.
В-третьих, исключительно суд вправе лишить гражданина определенных конституционных прав (например, права на личную свободу в результате применения уголовного наказания в виде лишения свободы или применения содержания под стражей в качестве меры пресечения). Ограничение конституционных прав (права на свободу передвижения и др.) также возможно лишь в судебном порядке (применение домашнего ареста в качестве меры пресечения). В судебном порядке происходит и лишение или ограничение имущественных прав (применение конфискации имущества в порядке, предусмотренном главой 15-1 УК РФ).
В-четвертых, только суд может освободить от ряда обязанностей (к примеру, освободить осужденного от обязанности отбывать уголовное наказание путем применения условно-досрочного осуждения согласно ст. 79 УК РФ). По основаниям, указанным в главе 11 УК РФ, суд вправе даже освободить от уголовной ответственности, например, в связи с назначением судебного штрафа (ст. 76.2 УК РФ). Применение подобных норм существенно меняет правовое положение лица, которого они касаются – поэтому «коррумпированность судебной системы является наиболее опасным явлением, так как суд решает судьбу человека, а именно через призму правосудия устанавливается уровень правовой культуры и правосознания общества» [12 с. 336].
В-пятых, лишь суд вправе принимать решения, связанные с присвоением определенного статуса как физическим, так и юридическим лицам, что существенно меняет их правовое положение (например, статус лица, находящегося в состоянии банкротства).
В-шестых, в отличие от представительной ветви власти, где решения принимаются только коллегиально, в судебной ветви власти решения принимаются в первой инстанции, как правило, судьей единолично. И только для разрешения дел судами апелляционной, кассационной и надзорной инстанции предусмотрено обязательное их рассмотрение в коллегиальном порядке. Если депутат, получивший взятку, действует в интересах взяткодателя как лоббист, то судья принимает решение самостоятельно.
Таким образом, несмотря на то, что все ветви власти формально равнозначны, судебная власть фактически обладает такими широкими возможностями, которыми не располагают другие ветви власти. Поэтому коррупция в судебной системе дезорганизует механизм защиты прав и свобод человека и гражданина, нарушает нормальное функционирование всех звеньев организации органов власти и правосудия [11, с. 150], а коррумпированность судебной системы является наиболее опасным явлением [12, с. 335–436]. Исследования общественного мнения показывают, что только каждый второй россиянин доверяет судебной власти, причем в качестве основной причины недоверия названа коррупция (44%) [10, с. 67]. В итоге в российском обществе сформировалось твердое предубеждение о недоверии судам, и коренного позитивного перелома в отношении общества к судебной власти пока не наступило [16, с. 108].
Исходя из этого, характер общественной опасности преступления, заключающегося, к примеру, в том, что сотрудник ГИБДД за взятку в крупном размере незаконно освободил от административной ответственности правонарушителя, несопоставим с аналогичными действиями судьи, освободившего за взятку в том же размере правонарушителя по мотивам недоказанности его вины или самого факта правонарушения. Очевидно, что преступление судьи, наделенного правом контроля за действиями органов исполнительной власти в ходе применения мер административной ответственности, гораздо опаснее. Между тем, оба преступника по действующему законодательству будут отвечать за содеянное в рамках п. «в» ч. 5 ст. 290 УК РФ.
Повышенная общественная опасность получения взятки судьей признается и судебной практикой. Например, по делу Новокрещенова, осужденного Верховным судом Республики Бурятия по ч. 4 ст. 290 УК РФ к шести годам лишения свободы, установлено, что он, будучи заместителем председателя Иркутского областного суда, получал взятки за разрешение надзорных жалоб лиц, привлеченных к административной ответственности за управление транспортными средствам в состоянии опьянения. В приговоре при этом обосновано отмечено: «Учитывая, прежде всего, характер и степень общественной опасности совершенных коррупционных преступлений, подрывающих авторитет судебной власти и создающих убеждение у граждан в возможности подкупа должностных лиц, конкретные обстоятельства дела, суд приходит к выводу о необходимости назначения Новокрещенову Н.С. наказания в виде реального лишения свободы на определенный срок».[2]
Следует согласиться, что даже единичный пример судебного взяточничества может надолго очернить весь судейский корпус, нанести непоправимый урон престижу всей судебной системы [13, с. 267–268; 8, с. 35; 2, c. 4]. Такие случаи серьезно подрывают и без того невысокий уровень мнения граждан о судебной власти. Так, по данным одного из социологических исследований, 67% опрошенных указали, что большинство судей берут взятки и лишь 12% посчитали судей честными и неподкупными [13, с. 268]. Опрос предпринимателей, адвокатов, ученых-юристов, прокуроров и правозащитников, проведенный в 2019 г. Федеральной службой охраны РФ, показал, что 55% не испытывают доверия к судам [10, с. 66–67]. По опросам ВЦИОМ одобрение деятельности судебной системы в 2021 году колеблется в пределах 33–36,7%, а неодобрение – в пределах 38,2–44,2%, что говорит о преобладании негативного отношения граждан к данному общественному институту [7, с. 57]. Представляется, что получение взятки судьей должно стать особо квалифицирующим признаком состава преступления по ч. 6 ст. 290 УК РФ.
В юридической литературе неоднократно критиковалась позиция законодателя, установившего штраф в качестве основной меры наказания за все виды получения взятки, в том числе при особо отягчающих обстоятельствах. Предлагается в качестве основной меры наказания за наиболее опасные коррупционные преступления (получение взятки, дача взятки) устанавливать только лишение свободы [1, с. 75–77]. Поскольку обсуждение данного вопроса выходит за рамки настоящего исследования, отметим лишь, что штраф за такого рода преступления уместен только в качестве дополнительной к лишению свободы меры наказания. Также очевидно, что установление в качестве наказания за коррупционные преступления штрафов в кратном размере от полученной взятки способно лишь кратно увеличить потенциальные размеры взятки, которые может получить работник суда [16, с. 81].
Нормы, дифференцирующие уголовную ответственность в зависимости от того, является ли виновное лицо представителем определенной ветви власти, уже имеются и в Общей части УК РФ. Так, согласно п. «о» ч. 1 ст. 63 УК РФ, совершение умышленного преступления сотрудником органа внутренних дел является обстоятельством, отягчающим наказание. Возникает вопрос: а разве совершение судьей общеуголовного преступления (убийства, изнасилования и проч.) менее опасно, чем совершение аналогичного деяния сотрудником полиции?
В средствах массовой информации широко обсуждалось уголовное дело по обвинению председателя Черемховского городского суда Иркутской области Добринца в изнасиловании студентки, проходившей практику в возглавляемом им суде.[3] В ночь с 25 на 26 ноября 2006 г. потерпевшую нашли в гараже районного суда родственники и друзья, среди которых был мэр города. Здесь же в состоянии опьянения находился и председатель суда, который сразу начал переговоры с мэром, с целью «замять» дело. Несмотря на наличие в действиях Добринца, застигнутого на месте преступления, признаков изнасилования, уголовное дело удалось возбудить лишь после года многочисленных выступлений в СМИ, обращений губернатора области А.Г. Тишанина к Президенту страны и в Верховный суд России с просьбой ускорить процедуру лишения подозреваемого судейской неприкосновенности. При этом все это время Добринец продолжал осуществлять свои должностные обязанности и отправлять правосудие, что стало дополнительным фактором дискредитации судебной власти. Только в декабре 2007 года его полномочия были прекращены квалификационной коллегией судей Иркутской области. Необходимо отметить, что данное уголовное дело рассматривалось дважды. 29 декабря 2011 г. Усольский городской суд Иркутской области оправдал Добринца с формулировкой «за отсутствием в его действиях состава преступления», не усмотрев «прямого умысла на насильственное сношение», а значит – и вины. Обосновала свои выводы председательствующая по делу тем, что «Добринец был пьян и не способен на должном уровне критически оценивать как свои действия, так и поведение потерпевшей».
Однако 10 апреля 2012 г. оправдательный приговор был отменён кассационной инстанцией, а дело направлено в Усольский городской суд Иркутской области для рассмотрения в новом составе. В итоге 6 августа 2012 г. суд нашёл вину Добринца в содеянном полностью доказанной и приговорил его по ч. 1 ст. 131 УК РФ к лишению свободы на срок три года и шесть месяцев. 8 октября 2012 года, приговор вступил в законную силу.[4]
Приведенный пример затягивания уголовного преследования судей, в чьих действиях имеются признаки состава преступления далеко не единственный. В средствах массовой информации освещались и другие возмутительные случаи недостойного поведения судей, которые не получали своевременной реакции со стороны судейского сообщества. Показательно дело заместителя председателя Краснодарского краевого суда Е.В. Хахалевой, предоставившей диплом о высшем образовании, который указанным в нем вузом не выдавался.[5] Хотя эти факты стали достоянием гласности еще в 2017 году[6], однако, вместо оперативной реакции на ее злоупотребления, реально Е.В. Хахалева была лишена статуса судьи лишь в 2020 г.[7], а представление Председателя Следственного комитета Российской Федерации о даче согласия на возбуждение уголовного дела в отношении бывшей судьи Краснодарского краевого суда Е.В. Хахалевой по признакам преступлений, предусмотренных частью 4 статьи 159, частью 2 статьи 292 Уголовного кодекса Российской Федерации было удовлетворено Высшей квалификационной коллегией судей в декабре 2021 г.[8]
Приведенные примеры весьма поучительны. Такие дела дают основания для внесения ряда предложений по совершенствованию как уголовного, так и уголовно-процессуального законодательства, а также законодательства о статусе судей. В частности, на наш взгляд, необходимо расширить перечень отягчающих наказание обстоятельств путем дополнения ч. 1 ст. 63 УК РФ пунктом «с» следующего содержания: «совершение преступления судьей, в том числе судьей, находящемся в отставке».
Кроме того, поскольку препятствием для расследования дела в отношении судей является отличный от других категорий лиц порядок привлечения к ответственности, требующий продолжительного период времени, необходимо признать, что такой порядок является не гарантией неприкосновенности судьи, а средством, позволяющим подозреваемому уйти от уголовной ответственности или по меньшей мере затруднить ее реализацию. Поэтому представляется, что совершение общеуголовного преступления судьей должно расследоваться в общем порядке в отношении как судей, так и всех специальных субъектов, в том числе – членов Совета Федерации РФ, депутатов Государственной Думы РФ и т.д. Иначе затруднительно или даже невозможно обеспечить выполнение неотложных следственных действий, осуществляемых в целях обнаружения и фиксации следов преступления, а также доказательств, требующих незамедлительного закрепления, изъятия и исследования. Применительно к делу Добринца, например, это такие действия как осмотр принадлежащего ему гаража, обыск, получение образцов для сравнительного исследования и т.д. Промедление с производством таких следственный действий может привести к утрате доказательств и даже к невозможности раскрытия преступления, а также к тому, что подозреваемой лицо может скрыться от правосудия. Так, в отношении Хахалевой в СМИ сообщается, что она скрылась за границей.[9]
В этой связи необходимо внесение соответствующих изменений в ст. 16 Закона РФ от 26 июня 1992 г. № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации», поскольку в настоящее время уголовное дело в отношении судьи любого звена судебной системы возбуждается Председателем Следственного комитета Российской Федерации с согласия Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации, а применительно к судье Конституционного Суда – с согласия Конституционного Суда Российской Федерации. Представляется также, что предварительное согласие Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации на проведение данного следственного действия излишне, поскольку указанная коллегия состоит в основном из судей, то есть лиц, представляющих ветвь власти, один из носителей которой привлекается к уголовной ответственности. Корреспондирующие изменения должны быть внесены и в другие нормы Закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации», в том числе – в части порядка принятия решения об избрании в отношении судьи в качестве меры пресечения заключения под стражу, а также в Уголовно-процессуальный кодекс РФ.
При этом осуществление в отношении судьи оперативно-розыскных мероприятий, а также следственных действий (если в отношении судьи не возбуждено уголовное дело либо он не привлечен в качестве обвиняемого по уголовному делу) также должно осуществляться в обычном порядке.
В научных исследованиях и ранее были высказаны заслуживающие внимания предложения, направленные на ограничение иммунитета судей от уголовного преследования в случае выявления признаков коррумпированности, отмены ограничений в проведении оперативно-розыскных мероприятий в отношении судей, подозреваемых в совершении коррупционных преступлений [4, с. 20].
Очевидно, что для результативной борьбы с коррупцией в судебной системе, обеспечения «прозрачности» указанных процессов необходим эффективный общественный контроль [12, с. 337]. Как правильно отмечается в юридической литературе, судебные органы, несмотря на декларирование принципов открытости и гласности при отправлении правосудия, становятся все более неприкосновенными и недоступными [6, с. 77]. Это неизбежно влечет за собой не только ослабление общественного контроля за деятельностью данной ветви власти, но подчас делает его вообще невозможным. Характеризуя сформировавшуюся в современной России судебную элиту, В.М. Константинов справедливо отмечает, что она стала влиятельнейшей макрогруппой. При этом одной из проблем в деятельности элит в судебной системе власти автор видит развитие конгломерата неформальных и непубличных (теневых) отношений. В структурах судебной власти происходит формирование различных групп, представляющих власть отнюдь не в соответствии с существующей законодательной базой, а по определенным неформальным принципам. Поэтому автор неформальность и коррупцию видит в качестве одной из проблем в деятельности элит [5, с. 17]. Эти негативные явления, на наш взгляд, невозможно нивелировать без усиления общественного контроля.
Внутриведомственной основой противодействия коррупции в рамках оптимизации организации судебной системы и деятельности судей являются лишь Высшая квалификационная коллегия судей РФ и квалификационные коллегии судей субъектов РФ [9, с. 656], в составе которых преобладают судьи. Например, в настоящее время в состав Высшей квалификационной коллегии судей РФ входят 18 судей, 10 представителей общественности и представитель Президента РФ.[10]Аналогичная ситуация наблюдается и в регионах. Так, квалификационная коллегия судей Иркутской области состоит из 20 членов, из которых 12 составляют судьи, 7 членов – представители общественности и один – представитель Президента Российской Федерации. Представляется, что для эффективного общественного контроля необходимо преобладание представителей общественности в составе квалификационных коллегий. В целом же вопрос об усилении общественного контроля за деятельностью судебной ветви власти, его формах и методах нуждается в дальнейшей проработке как со стороны научного, так и судейского сообщества.
Что касается уголовно-правовой составляющей рассматриваемой проблемы, то, на наш взгляд, необходимо установить в качестве основной меры наказания за наиболее опасные коррупционные преступления (получение взятки, дача взятки) только лишение свободы. В юридической литературе неоднократно подвергалась суровой критике решение законодателя, исключившего в 2003 г. конфискацию имущества из перечня наказаний, и соответственно, из санкций за коррупционные преступления. Вопрос о конфискации имущества является дискуссионным в юридической литературе [3, с. 164–173]. Поскольку его рассмотрение выходит за рамки настоящей статьи, отметим, что заслуживают поддержки предложения о восстановлении конфискации в качестве дополнительной меры наказания в Общей части УК РФ и включении ее в санкции норм Особенной части за тяжкие и особо тяжкие преступления корыстной и коррупционной направленности. При этом в санкциях за особо тяжкие преступления она должна предусматриваться в качестве дополнительной обязательной меры наказания [17, с. 1257–1230; 1, с. 75–76].
Таким образом, в целях обеспечения социальной справедливости, соответствия уголовного наказания характеру и степени общественной опасности преступлений, совершаемых судьями, необходимо:
- дополнить ч. 1 ст. 63 УК РФ пунктом «с» («совершение преступления судьей, в том числе. судьей, находящемся в отставке»);
- дополнить ч. 6 ст. 290 УК РФ особо квалифицирующим признаком «получение взятки судьей»;
- исключить из санкций чч. 1–6 ст. 290 УК РФ штраф как основную меру наказания;
- отказаться от особого порядка привлечения судей к уголовной ответственности. Уголовные дела в отношении судей должны возбуждаться и расследоваться в обычном порядке. Квалификационным коллегиям судей следует оставить лишь полномочия по вопросам дисциплинарной ответственности судей. Меры оперативно-розыскного характера также должны применяться к судьям на общих основаниях. В целях оперативного расследования преступлений, совершаемых судьями, внести изменения в законодательство о статусе судей и корреспондирующие изменения в уголовно-процессуальное законодательство, а также в законодательство об оперативно-розыскной деятельности;
- в целях реализации принципа гласности в работе судов обязать председателей судов всех уровней размещать на сайтах судов информацию о преступлениях, совершенных судьями и предусмотреть в формах отчетности Судебного департамента при Верховном Суде данные о количестве судей, осужденных за отчетный период.
Статус судьи является основанием для применения более строгих мер ответственности за совершение преступления, а не средством ухода (или увода) судьи от ответственности.
