С точки зрения теории юридических фактов объективные явления, влекущие предусмотренные правовой нормой юридические последствия, принято разделять на события и действия. Такая классификация юридических фактов, производимая в зависимости от наличия либо отсутствия воли участников правоотношений, является традиционной [7, с. 80]. Иногда по этому же критерию в юридической литературе наряду с событиями и действиями выделяют также факты-состояния [12, с. 23 и сл.] (акты гражданского состояния, гражданство, наличие договорных отношений и т. п.).
Основная цель настоящей работы заключается в определении понятия юридического действия. В данной связи, прежде всего, надлежит определить круг явлений, от которых следует отграничивать[1] юридические действия, для чего, в свою очередь, необходимо определить (1) классификационный критерий, по которому выделяют юридические действия, и (2) члены соответствующей классификации.
Согласно традиционному взгляду, юридические действия – это волевые юридические факты, а события – не волевые. Возражений относительно существования как юридических действий, так и юридических событий в рамках классификации юридических фактов по волевому признаку в юридической литературе мы не нашли. В литературе имеются сомнения относительно существования такой разновидности юридических фактов, как факты-состояния.
I. Факты-состояния не являются юридическими фактами, в связи с чем не могут стоять в одном ряду с событиями и действиями и противопоставляться им. К такому выводу мы приходим на основании следующего.
Для постановки вопроса о соотношении фактов-действий и событий с фактами-состояниями необходимо прежде решить вопрос о том, обладают ли факты-состояния признаками юридических фактов. Наиболее распространенный способ определить явление – указать на ближайший род и видовое отличие. Так, согласно традиционному взгляду, юридическое действие – это юридический факт (ближайший род), имеющий волевую природу (видовое отличие); юридическое событие – это юридический факт (ближайший род), не имеющий волевой природы (видовое отличие). По нашему мнению, сторонники выделения наряду с событиями и действиями также состояний, допускают логическую ошибку, заключающуюся в том, что рассуждения начинаются сразу со второго шага – соотношения видовых явлений, не выявив наличие у этих явлений общего рода[2]. Кроме того, деление юридических фактов по волевому признаку – дихотомическое (деление на два противопоставленных друг другу явления – А. и не-А.), исключающее возможность появления третьего элемента[3].
Возьмем за основу ключевой и бесспорный признак юридического факта – правовые последствия. При ближайшем рассмотрении фактов-состояний можно заметить, что они сами по себе без наличия дополнительных фактов – событий или действий – не влекут никаких юридических последствий. Факты-состояния могут оказывать влияние на правовые последствия, являясь условиями наступления таких последствий либо их предпосылками.
Например, само по себе состояние в браке не влечет никаких самостоятельных правовых последствий (являясь лишь предпосылками либо условиями для определенных отношений – заключения брачного договора, развода и т. п.) – правовые последствия наступают при вступлении в брак, его прекращении. То же самое можно сказать про любые разновидности фактов-состояний – только факты, на основании которых такие состояния образуются, прекращаются, преобразуются, влекут соответствующие правовые последствия[4].
Условия и предпосылки, при которых юридический факт приобретает правовой эффект (что и делает его юридическим фактом), содержатся, как правило, из соображений юридической техники, в более общих нормах законодательства – о лицах, объектах правоотношений и т. п. К примеру, для совершения договора купли-продажи требуется помимо собственно сделки – волеизъявления сторон – также наличие у них полномочий на совершение данной сделки, дееспособности, оборотоспособности вещи и проч. При этом такие явления, как пребывание в состоянии дееспособности и «состояние вещи» (возможности быть объектом прав) в юридической литературе никогда не называют фактами-состояниями. С учетом вышеизложенного, позиция ученых, поддерживающих выделение наряду с юридическими событиями и действиями также состояний, представляется непоследовательной – почему к фактам-состояниям причисляют только отдельные виды условий и предпосылок правового эффекта определенного юридического факта, а не все? Ответа на данный вопрос нам не удалось обнаружить в юридической литературе.
Не стоит относить к юридическим фактам вообще всякие явления внешнего мира, обладающие какой-либо юридической значимостью (которой, вне всякого сомнения, обладают не только юридические факты). Под юридическими фактами следует понимать только такие объективные явления, которые являются причиной (основанием) правовых последствий.
Для возникновения правовых последствий необходимо наличие особой совокупности явлений, а также внешних условий, свойств, процессов, предпосылок и других юридически значимых обстоятельств, которые в литературе (в том числе в связи с их растянутостью во времени) нередко квалифицируются как юридические факты-состояния [12, с. 107 – 115]. Однако последние выделяются среди всех явлений, имеющих юридическое значение, по совершенно иному критерию [9, с. 42]. Характерным признаком таких обстоятельств реальной действительности является их протяженность во времени, что и является их ключевым отличием от «традиционных» «краткосрочных» событий и действий[5].
Таким образом, отсутствие самостоятельных правовых последствий у фактов-состояний свидетельствует об отсутствии у них свойств юридического факта. Этот вывод может являться решением задачи о членах классификации юридических фактов по волевому признаку. Полагаем некорректным выделение состояний среди юридических фактов и придерживаемся традиционного разделения юридических фактов по волевому критерию надвое – юридические события и действия.
II. Воля как ключевой элемент юридического действия.
«Юридическое действие – это волевое поведение людей, внешнее выражение воли и сознания граждан, воли организаций и общественных образований» [3, с. 405]. Подобное понимание юридического действия широко распространено в литературе.
Как видно из приведенного определения, согласно господствующему мнению, основополагающим элементом действия является воля. Следовательно, чтобы говорить о понятии действия, необходимо выяснить, что представляет собой воля (волевое поведение).
К ключевым признакам воли в психологии относят и осознанный характер действий, и способность человека регулировать свои действия, и активность, проявление усилий, преодоление трудностей [6, с. 287 – 290; 1, с. 12 и сл.]. По утверждению Ю. Л. Сениной, в Гражданском кодексе РФ содержится шестнадцать норм, оперирующих категорией воли [19, с. 14], однако легального определения «воля» нет. На самом деле таких норм еще больше[6], тем не менее, в закреплении понятия воли в нормативном акте, как представляется, нет никакой необходимости[7].
Воля – сложная психологическая конструкция. Понятие воли не тождественно понятиям «желание», «стремление», «намерение», «мотив» и т.п. Последние могут являться лишь отдельными элементами единого волевого акта [16, с. 510; 19, с. 88 – 89; 2, с. 150, 605]. Лицо может желать, хотеть чего-либо, но никогда не делать этого по определенным причинам или же наоборот, делать что-либо, выражать свою волю, но не иметь на это никакого желания; эти выводы допустимы, поскольку воля основана на рациональности [5, с. 628, 629, 639], тогда как желания – на чувствах. С. Ф. Кечекьян писал: «реальный психический процесс может не совпадать и часто не совпадает с тем, что выражено при заключении сделки в так называемом “волеизъявлении”. Вполне возможно, что, заключая сделку, сторона вовсе не хочет того результата, который имеется в виду сделкой, или она, заключая сделку, не имеет намерения выполнять принимаемые ею на себя обязательства и их выполнения не хочет» [9, с. 42]. В этих случаях нельзя говорить об отсутствии воли. Процесс формирования воли заканчивается принятием решения, при этом не важно, что повлияло на такое решение, какие мотивы легли в его основу. Именно с принятием решения можно говорить о наличии воли, до этого момента существуют только отдельные элементы, ее формирующие, предопределяющие и предшествующие ей[8]. После того, как воля сформирована, она должна быть объективирована – выражена во вне. Внешнее выражение воли и есть действие.
Однако действиями в психологии называются не только те явления, в основе которых лежит воля. Наряду с сознательными действиями существуют и бессознательные (непроизвольные) действия и действия чисто рефлекторные, не имеющие отношения к психике вообще, совершаемые мышцами и нервными импульсами [15, с. 170–181]. Согласно господствующему в юридической литературе мнению, такие непроизвольные действия не могут являться юридическими фактами.
Так, А. Меркель писал: «…происшествие, то есть явление, в образовании которого не участвует воля лица – например, телесное движение, вынужденное механическою силою – ни в целом, ни в части не составляет действия этого лица» [10, с. 69; 19, с. 157]. Интересный казус описывает римский юрист Павел, указывавший, что безумный, младенец и спящий не осознают связь с вещью (отсутствует возможность выразить волю), поэтому и не осуществляют ни владение вещью, ни держание вещи, соответственно, если кто-либо вложил вещь в руку спящему, либо если младенец или безумный взял вещь, это нельзя рассматривать, как действие этого лица – для этих действий требуется выражение воли (согласие опекуна, осознание взятия вещи и т. п.)[9].
Основано это на убеждении, что право способно воздействовать лишь на волю лица, поощряя положительные и запрещая отрицательные волевые акты [11, с. 148–149]. Исходя из этого, сложно не согласиться с утверждением, что воздействовать на что-либо еще, кроме воли, тем более предписывать лицу контролировать то, что он контролировать не в состоянии, нецелесообразно. Однако, как представляется, воздействие на волю – не единственная «функция» права, поэтому нет ничего удивительного в том, что существуют правовые предписания, предусматривающие правовые последствия не только для волевых действий[10] и даже не только для действий[11].
По-видимому, такой «волевой» подход в определении действия появился и стал основополагающим благодаря «праву наказаний» – сфере публично-правовой (которая в советскую эпоху стала основой и для общей теории права, а впоследствии эти идеи проникли и в частное право). Скажем, в уголовном или административном праве неволевым действиям просто не придается правового значения, так как для наказания (воспитания, исправления и т. п.) существенными являются внутренние переживания лица, его «отношение к содеянному» и т. п. В праве частном может придаваться значение и неволевым действиям, правда, только в исключительных случаях. Так, при причинении вреда вследствие таких действий возникает охранительное обязательство (обязанность по возмещению вреда будет возникать вне зависимости от того желал, хотел ли этого делинквент, думал ли он об этом и т. п.). В данном случае имеет значение объективное наличие вреда, однако причинившее его лицо отвечает именно за свои действия.
Повторим: строгая дихотомия юридических фактов – события и действия – исключает наличие третьего элемента. По этой причине необходимо определиться, могут ли действия, не содержащие волю (непроизвольные (бессознательные) движения; действия лиц, не способных выражать волю и т. п.) быть квалифицированы в качестве юридических действий. Если мы придем к выводу, что могут, то традиционное понятие юридического действия должно быть признано слишком узким – в него должны входить не только волевые, но и неволевые действия. Если получим отрицательный ответ на поставленный вопрос, то возможны два варианта – такие действия не являются юридическими фактами вообще, либо они являются событиями.
Рассмотрим в качестве примера неволевого юридического действия причинение вреда недееспособным лицом. По смыслу статей 1073, 1075, 1076, 1078 ГК РФ недееспособные не отвечают за причиненный вред, а ответственными являются законные представители либо организация, под присмотром которой такие лица находятся. Как следует из приведенных норм закона, названные лица несут ответственность при наличии их вины. То есть рассматривается ответственность не за вину (а следовательно – и действие) непосредственного причинителя вреда, а за вину лица, на которого возлагается обязанность присмотра за этим лицом. Данные обстоятельства подтверждаются также современной судебной практикой[12]. Заметим: возложение ответственности на лицо, не являющееся «непосредственным» причинителем вреда, было характерно и для римского права, в котором субъектом ответственности был только участник гражданских отношений, то есть paterfamilias. Например, интересна формула actio noxalis, в которой лицом, причинившим вред, считался ответчик (paterfamilias), то есть тот, в чьей власти находится так называемый «непосредственный» причинитель вреда (раб, подвластный сын и т. п.); «непосредственный» причинитель вреда, в свою очередь, являлся лишь «орудием» причинения вреда[13]. По всей видимости, обязанность отвечать за то, что находится под твоим контролем, восходит к глубокой древности и определяется общими предписаниями права[14].
Таким образом, «деликт», совершенный неделиктоспособным лицом, не является действием, им совершенным, поскольку не влечет никаких юридических последствий для такого «делинквента»[15]. Правовые последствия возникают в результате объективного события (окказионального) (произошедшего без воли лица) юридического факта. Правовые последствия связываются с лицом, обязанным не допустить наступления данного события[16].
Той же логики стоит придерживаться для описания природы «случайных» движений (то есть неволевых действий) дееспособного лица. Для наступления обязанности по возмещению вреда важна не воля непосредственного причинителя вреда, его мысли и переживания, а внешний результат, и то, есть ли вина лица, ответственного за недопущение такого результата. Поскольку вина в гражданском праве – явление объективное, не имеющее никакого отношения к психическим процессам, выяснению подлежит вопрос – приняло ли лицо все меры для надлежащего исполнения лежащей на нем обязанности при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась. Однако в случае с дееспособным лицом, если следовать законодательным формулировкам буквально, ответственность наступает именно за действия этого лица, то есть в законодательстве прямо отражена такая разновидность юридического факта, как случайное (неволевое) действие.
С учетом правила casus a nullo praestatur (за случай никто не отвечает), можно сделать вывод, что в вину в таком случае всегда вменяется необходимость «следить» за тем, чтобы не допустить неосторожного причинения вреда (отсюда – и учения о видах неосторожности, и учете степени вины потерпевшего и т. п.).
По утверждению Ф. К. ф. Савиньи, юридические факты могут заключаться в свободных действиях участвующего лица либо в случайных обстоятельствах, к которым относятся также действия, равно как и бездействие других лиц как участников [17, с. 213–214]. Так, например, пропуск срока является всегда случайным обстоятельством, независимо от причин – умышленно пропущен срок или по забывчивости; а вот если вор украл вещь, то для вора это будет свободное действие, а для меня – случайное обстоятельство [17, с. 214].
Подобного мнения придерживается и В. А. Белов, утверждая, что действия – это сознательные и волевые обстоятельства реальной действительности, направленные на достижение определенного результата (не обязательно юридического) [4, с. 470–471]. При этом один и тот же юридический факт для целей одного правоотношения может считаться действием, а для другого – событием: например, поджог для поджигателя (в отношениях по возмещению вреда) является действием, а для целей страхования – событием.
Таким образом, и в юридической литературе, и в законодательстве, и в специальной литературе по психологии и социологии доминирующим мнением является то, что под действием необходимо понимать исключительно волевые акты лица. Неволевые же обстоятельства имеют значение для правоотношения подобно явлениям природы (событиям).
Во всяком случае, мы приходим к выводу, что под действием следует понимать такое обстоятельство, которое связано с волей, то есть с сознательной (волевой) деятельностью субъекта.
III. Разграничение юридических действий и юридических событий.
Следующая проблема, связанная с квалификацией явления в качестве юридического действия, вытекает из господствующего в юридической литературе взгляда, согласно которому бывают абсолютные (вызванные естественными силами) и относительные (обусловленные человеческой деятельностью) юридические события: если существуют события, основанные на воле человека, то возникает необходимость провести разграничение между событием, основой которого является действие, и действием как таковым.
К относительным событиям относят такие факты, как рождение, смерть при убийстве, пожар в результате поджога и другие. Относительные события порождают определенные правовые последствия: при рождении возникает правоспособность; после смерти открывается наследство; в результате пожара прекращается право на сгоревшую вещь и, возможно, появляется право на страховую выплату и т. п. Однако не только события, но и породившие их действия[17] тоже влекут определенные правовые последствия. Так, убийство само по себе является юридическим фактом (его правовой эффект – ответственность), кроме того, убийство также порождает другой юридический факт – смерть.
Сущность относительного события, вопреки господствующему мнению, состоит не в том, что такое событие возникает по человеческой воле, а протекает уже независимо от нее[18], а в том, что причиной такого события может стать действие (которое, вероятно, будет иным юридическим фактом в другом правоотношении). Однако на правовой эффект это не влияет.
Как отмечалось выше, юридический факт может порождать несколько правовых последствий и воздействовать на большое количество различных правовых форм. Например, получение гражданства одновременно порождает права и обязанности гражданина, прекращает предыдущий правовой статус (например, беженца), а также может являться необходимой предпосылкой для возникновения будущих правоотношений (возможно, с негативным эффектом: так, известны юрисдикции, не допускающие двойное гражданство, то есть получение второго гражданства может повлечь прекращение первого). Одно и то же обстоятельство в различных случаях может иметь неодинаковое значение. Например, по утверждению Е. Л. Скобликовой, выражение согласия одного супруга на совершение сделки другим супругом является юридическим актом, однако одновременно с этим согласие может являться и особым состоянием (наличие согласия) [20, с. 20, 30, 81–101]. Кроме того, для достижения правового эффекта в одних случаях один и тот же факт самостоятельно влечет правовые последствия, в других – только когда оказывается включенным в фактический (юридический) состав: к примеру, достижение соглашения в консенсуальном договоре влечет определенные юридические последствия непосредственно, в реальном – только вкупе с передачей вещи.
Как совершенно справедливо отмечает В. А. Белов, «нельзя обсуждать юридические факты в принципе – можно обсуждать их только применительно к данной конкретной ситуации (данным конкретным отношениям)» [4, с. 463]. Соответственно, и эффект юридического факта относителен для каждого правоотношения. Так, производство взрывных работ, повлекшее сход лавины и, как следствие, обязанность возмещения вреда является юридическим действием, тогда как сход лавины, повлекший невозможность исполнения обязательства, потому что единственная дорога была засыпана (непреодолимая сила) – юридическим событием. Очевидно, не одно и то же – взрывные работы (действие) и их следствие – сход лавины (событие); поджог (действие) и пожар (событие), уничтожение вещи (действие) и объективное прекращение ее существования (событие), причинение смерти (действие) и смерть (событие).
Рассмотрим пример: одно лицо уничтожило вещь другого. В данном случае имеет место два правоотношения: абсолютное – право собственности в отношении вещи и относительное – обязательство делинквента возместить вред. В первом случае юридическим фактом, прекращающим право собственности, будет относительное событие – прекращение существования вещи (уничтожение), во втором случае – действие (причинение вреда)[19].
При этом, если лицо само уничтожило свою вещь, то такое действие не влечет никаких юридических последствий – последствия наступают из-за объективного прекращения существования вещи, то есть события. Здесь можно сделать еще некоторые выводы: юридически лицо не может испортить свою вещь, так как нет никакого правоотношения (правовых последствий), вещь хуже или лучше – это экономический критерий, но не правовой. Можно испортить или уничтожить юридическим действием только чужую вещь, но не свою. Точно также очевидно, что юридически нельзя причинить вред себе либо убить самого себя – это напрямую следует из законодательства (ст. 105 УК РФ, ст. 1064 ГК РФ).
Всякое событие – это то, что состоялось, произошло, имело место во внешнем мире безотносительно к тому, что явилось причиной наступления данного факта. Следовательно, событие в праве – внешнее обстоятельство, с самим фактом существования которого связываются правовые последствия (имеет значение только то, что это в принципе произошло).
Таким образом, событием может стать любое (в том числе и чисто волевое) явление, с которым связываются правовые последствия: например, стороны совершили сделку под отлагательным условием и то, что они включили в условие (пусть это даже и будет действием самой стороны сделки либо третьего лица), будет являться событием для сложившегося правоотношения.
В основе относительного события лежит действие, которое само может иметь юридическое значение. Абсолютное событие порождается не деятельностью человека, а действием естественных сил природы, поэтому во всех случаях не содержит никакого действия.
Представляется, что в классификации событий на абсолютные и относительные не выдерживается классификационный критерий (степень влияния человеческого фактора). Во-первых, вряд ли с учетом достижений современной техники можно вообразить такое явление природы, которое невозможно воспроизвести искусственно[20] и, соответственно, такое природное явление должно будет перейти из абсолютных событий в относительные, что в итоге приведет к совпадению понятий «событие» и «относительное событие».
Во-вторых, нарушается фундаментальный логический принцип классификации – предельность (то есть деление должно проводиться без остатка). Поскольку события в рамках традиционной классификации отличаются от действий отсутствием воли, то появление среди событий целой группы фактов, в которых прямо признается наличие хоть какой-то воли, не может не вызывать возражений. Деление на два (бинарное, дихотомия) – по воле / против воли – принципиально предполагает отсутствие третьего элемента: если юридические факты поделены по волевому признаку, значит, не может быть «промежуточных» фактов[21].
Наконец, если попытаться сравнивать между собой все события, происходящие во внешнем мире, то выяснится, что ничего общего они друг с другом не имеют, поэтому тщетно пытаться вывести физические (фактические, материальные) свойства, присущие всем им без исключения. В праве значение имеет только то, что само право приписывает данному обстоятельству: связывает ли правовой эффект с деятельностью конкретного лица либо значение имеет само существование объективных перемен во внешнем мире? От ответа на поставленный вопрос и будет зависеть правовая квалификация явления – событие это или действие.
На самом деле праву все равно – смерть в результате несчастного случая (события), убийства (действия) или неоказания помощи больному (бездействия), эффект один: прекращаются правоотношения, связанные с личностью, открывается наследство и проч.; наводнение в результате перекрытия плотины или проливного дождя и так далее. Так зачем же тогда разделять относительные и абсолютные события, если правовой эффект один? Зачем разделять обстоятельства реальной действительности в зависимости от причины их возникновения, если сама эта причина не имеет никакого правового значения?[22]
Сообразно этому и отличие событий от действий следует искать не в «фактическом», а именно в праве. В отличие от события, действие связывает лицо, его совершившее, и право придает эффект действию именно потому, что для целей данного правоотношения фигура лица, совершающего действие, является значимой. Например, для привлечения к ответственности необходимо знать, кого привлекать (кто отвечает); для ответа на вопрос, кто приобретает собственность при создании вещи, необходимо знать, чьим трудом создавалась вещь и т. п. То есть (1) необходимо связать правовые последствия юридического факта с конкретным лицом и (2) без этого лица правовые последствия исключены.
Чтобы ответить на конкретный вопрос – к какой разновидности относится тот или иной юридический факт (событиям или действиям) – необходимо придерживаться следующего алгоритма:
а) установить, о каком правоотношении идет речь (полагаем, что юридический факт существует только в конкретном правоотношении);
б) установить, может ли возникнуть данное правоотношение по этому основанию без субъекта, совершающего действие[23];
в) наступает ли для лица, производящего действие какой-либо исключительный эффект (такой, который не наступает ни для кого другого) применительно к данному правоотношению[24].
Несмотря на все практические трудности разграничения событий и действий, в юридической литературе этот вопрос не получает должного внимания. Очевидно, что простого указания на то, что первые происходят без воли человека, а вторые – по воле, недостаточно.
О. С. Иоффе утверждал, что событие, хотя и вызвано человеческой волей, оно не подконтрольно ей, и что «различие между событиями и действиями следует потому усматривать не в источнике их происхождения, а в характере их процесса: события носят неволевой характер в своем процессе, независимо от причин их возникновения, тогда как действия являются волевыми не только в своей причине, но и в своем процессе» [7, с. 120]. Так, человек зачастую умирает не непосредственно от удара по голове, а впоследствии – в больнице, например, в результате действия естественных сил.
Однако данное, верно подмеченное О. С. Иоффе обстоятельство, уже обсуждаемое нами при разграничении абсолютных и относительных событий (со всеми вытекающими замечаниями), не вносит никакой определенности в вопрос об отграничении действий от событий. Дело в том, что приведенное правило срабатывает не всегда, а лишь «как правило»: не доставляет труда вообразить событие, являющееся прямым результатом действия (смерть наступила не в больнице, а непосредственно в момент ее причинения). Кроме того, указанное правило работает и в отношении действий – нередко «запущенный процесс» действия уже невозможно остановить[25]. Но самое важное здесь то, что не «процесс» – будь то биологические, химические, физические процессы, происходящие в «событии», имеет значение (это с точки зрения права не играет роли) – различие между юридическим действием и юридическим событием стоит усматривать не в физике или биологии, а в праве. Выходит, что для права не важны ни причина, ни процесс «течения» юридического события, а важен лишь факт его наступления, причем не просто факт, а социализированный, признанный или, если быть еще точнее – юридический факт.
Также следует учитывать, что и события, и действия являются одномоментными, то есть не растянутыми во времени явлениями, а значит, и процесс «течения» таких юридических фактов не может иметь значения для их квалификации.
Если наступлению события и способствовало то или иное лицо, но право придает значение только результату, вне зависимости от того, что его породило, то в данном случае мы имеем дело с юридическим событием (рождение, смерть, приобретение и утрата гражданства, дееспособности и т. п.). Результат такой деятельности влечет последствия сам по себе и независим от своего основания (причины). В том случае, если причина, вследствие которой появился этот результат также влечет правовые последствия (разумеется, другие, нежели сам результат), то имеет место второй юридический факт, являющийся основанием для другого правоотношения.
Стоит учитывать, что все юридические действия приводят к определенному результату, однако может случиться, что для права имеет значение, либо: а) только само действие, но не результат; б) только результат, но не действие; в) и действие, и результат. Соответственно, в первом случае существует только юридическое действие, во втором – только событие, в третьем – и действие, и событие. Как справедливо отмечал Л. Эннекцерус, «…если правовой результат связывается не с самим поступком, а с его фактическим результатом, чем бы он ни был вызван, то никакого юридического действия нет» [22, с. 79].
Исходя из вышеизложенного, юридическое действие обладает следующими признаками: 1) проявляется во внешнем выражении воли субъектов; 2) именно с этим выражением воли норма права связывает юридические последствия.
Таким образом, определение юридического действия можно сформулировать следующим образом: юридическое действие – внешнее выражение воли субъекта, с которым норма права связывает наступление правовых последствий.
