Несмотря на неисчерпаемую научную дискуссию о понятии и признаках вещных прав, никто не оспаривает утверждения о том, что содержание вещных прав должно быть императивно установлено в законе и должно быть единым для всех обладателей одного и того же субъективного вещного права. Из этого следует, что и основания для прекращения вещных прав должны быть установлены законом и не могут произвольно изменяться по соглашению сторон.
Подобная логика выдерживается в современном законодательстве только в отношении права собственности. Статья 235 ГК РФ[1], как известно, не только прямо закрепляет, что основания прекращения права собственности могут быть закреплены только в законе (п. 1)[2], но и содержит исчерпывающий перечень оснований принудительного прекращения права собственности (п. 2). Применительно же к ограниченным вещным правам законодатель далеко не так последователен. Общая глобальная проблема, связанная с отсутствием в современном российском законодательстве выстроенной системы вещных прав, естественным образом проецируется и на основания их прекращения. Это выражается в практически полном отсутствии правовой регламентации отношений по прекращению ограниченных вещных прав.
Основания прекращения вещных прав в целом и на недвижимое имущество в частности достаточно подробно исследованы в юридической литературе [25]. Большинство специальных работ посвящено общей характеристике принудительного прекращения права собственности [2; 3; 21; 24; 25; 35] или его отдельным основаниям [20; 30], а также прекращению права собственности в отношении специальных объектов – земельных участков [1; 27] или жилых помещений [26]. Значительно реже исследователи обращаются к добровольным основаниям прекращения права собственности [4; 22]. В отношении прекращения права собственности путем отказа нами не обнаружено ни одного специального монографического исследования[3], хотя, безусловно, отдельные научные статьи на этот счет имеют место [17], в основном в отношении отказа от прав на земельный участок [19]. Еще более плачевным выглядит состояние разработанности данного вопроса применительно к вещным правам на недвижимое имущество. Исследование отказа от иных, помимо права собственности, вещных прав представлено в российской науке разве что несколькими страницами в отдельных кандидатских диссертациях [34] и единичными научными статьями [18].
Столь незначительное внимание, уделяемое научным сообществом проблематике отказа от вещных прав, представляется, можно объяснить несколькими причинами.
Первая из них – это кажущаяся практическая невостребованность данного основания. Ценность и значимость права частной собственности в последние годы столь прочно вошла в сознание, что создается ложное впечатление, что собственник практически никогда не будет иметь желания воспользоваться подобным основанием прекращения права собственности – ведь вещь можно продать, подарить, ее можно уничтожить. Зачем прибегать к такому основанию, которое к тому же имеет существенные сложности практической реализации (о которых речь пойдет далее), если существуют более простые способы, к тому же позволяющие в определенных случаях получить от своей собственности финансовую выгоду? Однако, существующая правовая реальность свидетельствует об обратном. Отказ от недвижимого имущества – довольно востребованное основание для прекращения права собственности. Правда, преимущественно, в отношении земельных участков, поскольку только по поводу отказа от них существует специальное правовое регулирование.
Вторая причина кроется, как представляется, в отсутствии монографических доктринальных исследований проблематики отказа в российском гражданском праве. Одна кандидатская диссертация, защищенная в 2008 г. [34], и ряд содержательных, но пока несформированных в целостное научное исследование, научных статей [29; 33], не позволяют оттолкнуться от наработанных теоретических воззрений на категорию «отказ» при характеристике отказов от вещных прав.
Указанное состояние научной разработанности проблематики в сфере отказа от вещных прав обусловливает актуальность темы исследования. В рамках данной работы основной акцент будет сделан на характеристике отказа от права собственности на недвижимое имущество как основного вещного права, дан анализ правовой природы отказа от вещных прав с учетом российской и зарубежной доктрины; проанализированы особенности отказа от права собственности на недвижимое имущество в системе оснований прекращения данных прав; дан анализ положений действующего законодательства и судебной практики об отказе от права собственности и иных вещных прав на недвижимое имущество.
Законодательное регулирование отношений по отказу от вещных прав. Перед обращением к доктринальным и практическим проблемам, связанным с отказом от вещных прав на недвижимое имущество, дадим общий анализ законодательства в данной области общественных отношений в целях избегания в дальнейшем ненужных повторений и пояснений при изложении иных вопросов.
ГК РФ содержит общее дозволение на отказ от права собственности в ст. 235 ГК РФ. В ст. 236 ГК РФ закрепляется данная возможность за гражданами и юридическими лицами, указываются возможные способы отказа, а также фиксируется правило о том, что до приобретения права собственности на имущество, от которого собственник отказался, за другим лицом его право собственности не прекращается. Учитывая последнее обстоятельство, для завершения отказа от права собственности, требуется обращение к ст. 225 ГК РФ, где закрепляется то, что недвижимая вещь, от которой собственник отказался, становится бесхозяйной, принимается на учет в Росреестр и по истечении года с момента такого учета может быть, на основании решения суда по иску органа, уполномоченного управлять муниципальным имуществом, передана в муниципальную собственность. Если последнего не произойдет, то собственник может вновь вступить во владение, пользование и распоряжение своей вещью или право собственности на вещь может возникнуть у другого лица в порядке приобретательной давности.
В отношении отказа от иных, помимо права собственности, вещных прав, ГК РФ никаких норм не содержит. Отсутствует правовое регулирование указанных отношений и в других актах частноправовой направленности, в частности, в ЖК РФ. В нем нет ни слова ни об отказе от права собственности на жилые помещения, ни об отказе от иных вещных прав на данный объект.
Наиболее полное и всестороннее правовое регулирование отказа от вещных прав на земельные участки содержится в ст. 53 ЗК РФ. В рамках данной статьи законодатель не стал использовать предложенную ГК РФ правовую модель: отказ – бесхозяйная вещь – учет – право муниципальной собственности (или приобретательная давность, или возврат правомочий отказавшемуся собственнику). Начиная с 2008 г., после подачи собственником заявления в Росреестр об отказе от прав на земельный участок, в установленные сроки происходит регистрация прекращения права собственности на земельный участок и возникновение в силу закона (ст. 19 ЗК РФ) права муниципальной собственности на данное имущество. Закреплены в ст. 53 ЗК РФ и положения об отказе от иных вещных прав на земельные участки.
Таким образом, общий обзор законодательного регулирования в сфере отказа от вещных прав на недвижимое имущество демонстрирует следующее. Во-первых, можно констатировать незначительное правовое регулирование в отношении отказа от права собственности на недвижимое имущество. Во-вторых, в российском законодательстве полностью отсутствуют нормы об отказе от иных вещных прав на недвижимое имущество. В-третьих, законодательная регламентация отказа от вещных прав на земельные участки обладает существенной спецификой по сравнению с отказом от вещных прав на иное недвижимое имущество. Это значительно затрудняет выработку единых доктринальных воззрений на правовую природу отказа от вещных прав на недвижимое имущество. Именно поэтому, в дальнейшем следует обращать внимание на специальные оговорки: касаются ли сделанные выводы любых вещных прав на недвижимое имущество или только вещных прав на земельные участки.
Правовая природа отказа от вещных прав на недвижимое имущество. Следует согласиться с научными воззрениями, согласно которым особенности отказа в гражданском праве в первую очередь предопределены объектом отказа, в качестве которого могут выступать субъективные права, осуществление субъективных прав, реализация правоспособности, секундарные права [31]. Отказ от вещных прав – это разновидность отказа от субъективных гражданских прав.
Не вызывает возражений и общепризнанная на данный момент квалификация отказа от субъективных прав в качестве односторонней сделки. К признакам такой сделки относят, в частности, ее безвозмездный характер и абстрактность [34, с. 11]. Вместе с тем А. В. Саркисян, Д. А. Новосельнов добавляют к данной характеристике указание на то, что отказ от права – это распорядительная сделка, к признакам которой, выводимым доктринально, немецкая доктрина относит: правовые последствия в виде уменьшения или увеличения актива или пассива участников оборота; действие распорядительных сделок в отношении всех третьих лиц, а не только сторон; допустимость такой сделки только законом (принудительная типизация); управомоченность; определенность предмета; принцип публичности (как правило) [29]. Кроме того, Е. И. Буртовая также отмечает, что отказ – это односторонне-управомочивающая распорядительная безвозмездная сделка, направленная на прекращение права собственности, а также исследователь отмечает, что отказ может быть только безусловным [4, с. 20].
Представляется, что основная сложность при правовой квалификации отказа от вещных прав на недвижимое имущество как односторонней сделки, на которую обратили внимание ученые [32, с. 60], заключается в отсутствии по общему правилу правового последствия в виде прекращения права[4], что ставит под сомнение саму возможность отнесение отказа от вещных прав к сделкам. Ведь согласно легальному определению, сформулированному в ст. 153 ГК РФ, сделка – это действие, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Отказ от права собственности на недвижимое имущество как выражение волеизъявления в одностороннем порядке[5] сам по себе не приводит ни к установлению, ни к изменению, ни к прекращению гражданских прав и обязанностей по общему правилу (ст. 236 ГК РФ). Для прекращения права собственности на недвижимое имущество необходимо, чтобы право собственности на него приобрело другое лицо.
Таким образом, приходим к выводу, что отказ от права собственности на недвижимое имущество как односторонняя сделка не приводит к прекращению правоотношения, а порождает иные, значимые для гражданского права последствия. К таким последствиям следует отнести: установление режима бесхозяйной вещи; появление возможности приобретения права муниципальной собственности на недвижимое имущество или приобретение права собственности в порядке приобретательной давности иными субъектами гражданского права. Другими словами, волеизъявление собственника об отказе от права собственности на недвижимое имущество запускает правовой механизм для приобретения права собственности на данную вещь другим лицом и может рассматриваться только как один из юридических фактов в юридическом составе, влекущем прекращение правоотношений собственности.
Отказ о права собственности на недвижимое имущество. В отношении ст. 236 ГК РФ, содержание которой было изложено ранее, обсуждения, как представляется, заслуживают несколько моментов. Главный из них – это выбранная законодателем модель, согласно которой недвижимая вещь, от которой собственник отказался, становится бесхозяйной.
Ряд российских исследователей, занимающихся проблематикой бесхозяйных вещей, обосновывают неприемлемость данного подхода. Аргументы в пользу недопустимости признания бесхозяйной вещью, от права собственности на которую собственник отказался, таковы: нельзя признавать бесхозяйной вещь, у которой известен хозяин (собственник), отсутствует практическая значимость учета бесхозяйной вещи, поскольку все права и обязанности в отношении этой вещи не меняются. Автор не предлагает отказываться от учета недвижимых вещей, от которых собственник отказался, но при этом полагает, что их необходимо учитывать не как бесхозяйные вещи, а как вещи, от которых собственник отказался [16]. Соглашаясь в определенной степени с аргументами автора в части чистоты терминологии (действительно, не совсем удачно считать бесхозяйной ту вещь, собственник которой очевидно известен и который, вполне возможно, продолжает осуществлять в отношении этой вещи принадлежащие ему правомочия), тем не менее, с практической точки зрения не считаем принципиальным, каким образом эта вещь будет учтена – как бесхозяйная или как та, от которой собственник отказался. Главное в другом – каков дальнейший правовой механизм, который приведет к прекращению права собственности у отказавшегося лица. В настоящий момент в отношении любой недвижимой вещи он установлен в ст. 225 ГК РФ: ожидание в течение одного года; право органа, осуществляющего управление муниципальным имуществом, на обращение в суд с требованием о признании права муниципальной собственности на эту вещь; в случае отрицательного решения суда вещь может быть вновь принята во владение, пользование и распоряжение отказавшимся собственником или право собственности на нее может возникнуть у другого лица в силу приобретательной давности.
Вызывает сомнение и утверждение о том, что императивно установленный законом для нахождения на учете бесхозяйной вещи годовой срок, после истечения которого только и можно ставить вопрос о регистрации права публичной собственности, не должен быть применен к отказу от права собственности. В тех случаях, когда собственник не известен, наличие годового срока оправдано – за это время собственник может объявиться, предъявить свои права на имущество. При наличии же прямого волеизъявления собственника, не желающего оставаться собственником вещи, установление данного срока лишь искусственно затягивает процедуру передачи права собственности публичному образованию. Представляется, что необходимо говорить как минимум о его существенном сокращении.
Вместе с тем следует учесть и сложившуюся судебную практику в отношении отказа от права собственности на земельный участок. Отсутствие временного разрыва между волеизъявлением собственника об отказе от права собственности на вещь и возникновением права собственности у муниципального образования в силу закона (в отсутствии волеизъявления) может приводить к злоупотреблениям со стороны отказавшегося собственника, желающего снять с себя обязательства по несению бремени содержания вещи. Так, администрация муниципального образования обратилась в суд к собственнику земельного участка с требованием исполнить затратные обязательства по обустройству земельного участка. Из материалов дела следовало, что земельный участок был сформирован только для одной единственной цели – использование для проездов между домами. Ответчик, после предъявления иска, сначала продал данный земельный участок, а покупатель в порядке, предусмотренном ст. 53 ЗК РФ, отказался от земельного участка. И на момент рассмотрения данного спора участок перешел в муниципальную собственность Чикчинского муниципального образования. Суды расценили действия первоначального собственника (ответчика) как направленные исключительно на уклонение от исполнения своих обязательств по обустройству спорного земельного участка, в связи с чем признали действия ответчика злоупотреблением правом и возложили на него обязанность осуществить на спорном земельном участке, согласно проекту планировки, строительство автомобильных дорог с твердым покрытием, придорожными отводами и канавами, тротуарами шириной 1,5-2 м. При этом следует обратить внимание, что дополнительными аргументами в пользу муниципального образования суд назвал то, что муниципальное образование в силу прямого указания закона без проявления собственной воли приобрело право собственности на спорный земельный участок, а собственник, извлек исключительно прибыль из доходной части участка, переложив обязанности по содержанию участка на муниципальное образование[6].
Указанный пример демонстрирует, что причиной отказа от права собственности на недвижимую вещь, действительно, является нежелание нести расходы на ее содержание, что достаточно часто распространено на практике. Вместе с тем данный случай показывает и то, что судебная система, применяя ст. 10 ГК РФ, вполне справляется с поставленной задачей борьбы с недобросовестными действиями собственника. Поэтому, считаем, что годовой срок ожидания неприемлем в отношении вещей, признаваемых бесхозяйными в случае отказа от права собственности на них.
Таким образом, возникает вопрос о целесообразности учета недвижимых вещей, от права собственности на которые собственник отказался. Возникает вопрос о том, почему механизм, используемый в отношении земельных участков, не может быть распространен и на иные объекты недвижимого имущества? Появление в ст. 236 ГК РФ п. 3, в котором было бы закреплены правила, идентичные п. 2 ст. 53 ЗК РФ, выглядит, на первый взгляд, вполне закономерным.
Вместе с тем существуют, как представляется, одна основная причина, препятствующая подобному законодательному регулированию. Речь идет о защите публичного интереса. В отношении земельных участков решение о том, что в случае отказа от прав на них, в силу закона возникает право публичной (муниципальной) собственности, предопределено подходом законодателя для земельного законодательства о разграничении прав на землю. Кроме того, земельные участки в отличие от других объектов недвижимости в меньшей степени требуют расходов на их содержание и относятся к неуничтожимым объектам. Когда же заходит речь о зданиях, сооружениях, жилых помещениях, то отказ от права собственности на данные объекты лишь в единичных случаях не связан с их техническим состоянием и нежеланием собственника содержать убыточную недвижимость. Таким образом, закрепление правила о возникновении в данном случае в силу закона права публичной собственности привело бы к возложению на местные бюджеты серьезных расходов по содержанию нерентабельной собственности.
Механизм отказа от права собственности на недвижимое имущество, не являющегося земельным участком, также вызывает большое количество доктринальных и практических вопросов. Сегодняшняя процедура, связанная с механизмом бесхозяйной вещи, по сути, лишает собственника возможности воспользоваться правом на отказ от вещи, которая не представляет интереса для других участников гражданского оборота. Орган местного самоуправления может и не обращаться в суд с иском о признании права собственности на бесхозяйную недвижимую вещь, поскольку ст. 225 ГК РФ устанавливает лишь его право на подобное обращение, а не обязанность (о чем неоднократно указывалось и в судебных решениях[7]). Обратим внимание и на тот факт, что процессуалисты ставят под сомнение саму возможность подачи подобных исков в том случае, если вещь признана бесхозяйной в случае отказа от права собственности. Буквальное содержание ч. 2 ст. 293 ГПК РФ[8], действительно, свидетельствует об этом, поскольку в ней закреплено, что «суд, признав, что недвижимая вещь не имеет собственника или собственник недвижимой вещи неизвестен и она принята на учет в установленном порядке, принимает решение о признании права муниципальной собственности либо собственности города федерального значения г. Москвы или г. Санкт-Петербурга на эту вещь» [23]. Кроме того, суд может отказать в удовлетворении данного иска, как правило, основываясь на наличии притязания иных лиц на данное имущество[9].
Вместе с тем наличие таких притязаний третьих лиц, имеет правовое значение только для приобретения права собственности в силу приобретательной давности. Однако использование норм данного института применительно к ситуации отказа вызывает некоторое недоумение. Во-первых, наличие заявления собственника об отказе от права собственности, поданного в Росреестр, недвусмысленно говорит о том, что лицо, пользующееся данным имуществом, не может быть добросовестным и не знать о том, что данное имущество ему не принадлежит. Во-вторых, отсутствие специальных сроков означает необходимость учета бесхозяйной вещи в течение пятнадцати лет и только после этого у владельца появится возможность обратиться с соответствующим иском в суд. В свете неоднозначности ответа на вопрос о том, в какой момент собственник может отозвать свое волеизъявление об отказе, неопределенность для владельца вещи еще больше усиливается[10]. Вполне логичным, в свете обозначенных вопросов, выглядит предложение об установлении специальных правил для возникновения права собственности на недвижимое имущество, от которого собственник отказался, в силу приобретательной давности. Если законодатель допускает возникновение права собственности на вещь, от которой собственник отказался, не только у публичного образования, но и у любого другого лица, то применение общих норм о приобретательной давности выглядит неоправданным. В связи с этим уместно напомнить и об исключении, которое делает судебная практика в отношении трактовки ст. 225 ГК РФ. Напомним, что п. 19 совместного Постановления Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ № 10/22 от 29 апреля 2010 г.[11] не считает необходимым факт учета вещи в качестве бесхозяйной и наличие отказа от права собственности в порядке приобретательной давности.
В ситуации, когда публично-правовые образования (РФ, субъекты РФ и муниципальные образования), как и иные участники гражданского оборота, не желают становиться собственниками такого имущества, законодатель предусматривает возможность для бывшего собственника передумать и вновь вернуть себе утраченные правомочия владения, пользования и распоряжения. Однако с точки зрения цивилистической доктрины в данном случае возникает неординарная ситуация. С одной стороны, имеется акт волеизъявления собственника, в котором выражено явное намерение отказаться от принадлежащего ему права. С другой стороны, констатируется, что само право собственности не прекращается. А если право собственности со всеми содержащимися в нем правомочиями не прекратилось, то могут ли они осуществляться? Может ли отказавшийся собственник (пока не истек годичный срок и не разрешились судебные споры о признании права собственности на бесхозяйную вещь) сдавать это имущество в аренду или наем? Может ли быть ему отказано в продаже этой вещи? И как трактовать положения закона о вновь принятии вещи во владение, пользование и распоряжение? И в какой момент это можно сделать?
В литературе указывается, что собственник, который отказался от своей вещи, может затем изменить свое намерение и вновь принять вещь во владение, пользование и распоряжение, но только до момента возникновения права собственности на эту вещь у другого лица [22]. Подтверждается данное утверждение и положениями законодательства. Так, в Приказе Минэкономразвития России «Об установлении Порядка принятия на учет бесхозяйных недвижимых вещей» от 10 декабря 2015 г. № 931[12] отмечается, что объект недвижимого имущества снимается с учета в качестве бесхозяйного в случае принятия вновь этого объекта ранее отказавшимся от права собственности собственником (собственниками) во владение, пользование и распоряжение. При этом вопрос о том, кто должен установить факт такого принятия, остается открытым. Отдельно указанный акт оговаривает возможность обращения самого собственника с заявлением о принятии имущества, от которого он отказался во владение, пользование и распоряжение, особо отмечая, что такое право предоставляется собственнику независимо от даты принятия на учет объекта недвижимого имущества в качестве бесхозяйного.
Таким образом, буквальное толкование формулировки ст. 225 ГК РФ, в соответствии с которой такая возможность появляется у отказавшегося собственника только тогда, когда суд не признает вещь поступившей в муниципальную собственность, не разделяется правоприменителем. Кроме того, подобное толкование противоречило бы и основам доктрины в области права собственности. Коль скоро право собственности еще не прекратилось, то наличие ограничений на отзыв собственного волеизъявления сложно признать легитимным.
В свете отмеченного ответы на обозначенные ранее вопросы вполне очевидны. Отказ собственника от недвижимой вещи до момента возникновения права собственности у другого лица никоим образом не ограничивает собственника в осуществлении права собственности. Однако факт осуществления права (сдача имущества в аренду, например) свидетельствует о том, что собственник имеет намерения по сохранению прав на это имущество. Это, в свою очередь, является основанием для снятия вещи с учета в качестве бесхозяйной.
Учитывая изложенное, сформулируем несколько идей, которые должны найти законодательное закрепление для совершенствования механизма отказа от права собственности на недвижимое имущество:
1) Желательно выделение отдельной процедуры учета недвижимых вещей, от права собственности на которые собственник отказался, либо закрепление отдельной процедуры такого учета в рамках бесхозяйного имущества.
2) Указанная процедура должна предусматривать сокращенный срок учета недвижимого имущества, от которого собственник отказался (не более трех месяцев), истечение которого давало бы право на обращение в суд с иском о признании права публичной собственности.
3) Третьи лица, осуществляющие правомочия собственника в отношении отказавшейся недвижимой вещи, должны иметь право на признание права собственности в порядке приобретательной давности без необходимости соблюдения пятнадцатилетнего срока. Право на обращение в суд у них должно возникнуть по истечении пяти лет с момента появления права на иск у органов местного самоуправления или с момента отказа судом в удовлетворении такого иска.
4) В нормы процессуального законодательства (ч. 2 ст. 293 ГПК РФ) требуется внести изменения и допустить возможность удовлетворения иска о признании права собственности муниципального образования не бесхозяйную недвижимую вещь, от которой собственник отказался.
5) Требуется конкретизация положений ст. 225 ГК РФ в части исключения ее толкования как ограничивающее свободу собственника по отзыву своего волеизъявления об отказе от права собственности в любое время до момента прекращения права собственности.
С позиции доктрины гражданского права следует признать, что собственник, отказавшийся от недвижимой вещи, для возникновения желаемых им последствий в виде прекращения права, не должен осуществлять принадлежащие ему правомочия. Подобные действия следует трактовать как одностороннюю сделку по отзыву предыдущего волеизъявления. Однако исполнение обязанностей по содержанию вещи нельзя рассматривать как безусловное подтверждение наличия намерения собственника по сохранению права, от которого он отказался.
Отказ от права собственности на недвижимое имущество и иные основания их прекращения. Поскольку отказ от вещных прав не влечет незамедлительного их прекращения, а только создает предпосылки для такого прекращения, то вопрос о соотношении отказа от вещных прав с иными основаниями приобретения права собственности нередко возникает в судебной практике.
Помимо рассмотренных проблем соотношения отказа от права собственности и приобретательной давности, отказа и приобретения права собственности на бесхозяйную вещь, возникают и иные проблемы, в частности, проблемы соотношения отказа с иными основаниями прекращения права собственности.
Приведем один пример. Частный дом, находящийся в долевой собственности, сгорел. Один из сособственников (С) демонтировал свою часть дома и построил рядом другой. Второй собственник (К) стал строить новый дом, частично используя сгоревший объект. Суды нижестоящих инстанций посчитали, что право собственности на дом было прекращено в связи с гибелью вещи и далее разрешали спор, исходя из норм о самовольной постройке. Однако, Верховный Суд РФ указал на несколько моментов. Во-первых, им был поставлен под сомнение вывод о том, что право собственности прекратилось в связи с гибелью вещи: «… в результате произошедшего пожара сохранилась часть жилого дома, находившегося в общей долевой собственности истца и ответчика. Однако в нарушение требований ст. 198 ГК РФ данному обстоятельству суд оценку не дал» (п. 4). Во-вторых, было обращено внимание, что ответчиком (С) построен отдельный жилой дом на принадлежащем ему земельном участке, каких-либо действий в отношении оставшейся после пожара части жилого дома им не осуществлялось и каких-либо притязаний в отношении этого объекта не заявлялось, ответчик в возражениях на иск исходил из отсутствия у него права собственности на оставшийся после пожара объект. Однако судом не была дана правовая квалификация данных обстоятельств, не установлено, отказывался ли (С) от принадлежащего ему права собственности на сохранившийся после пожара жилой дом, было ли его право собственности прекращено в установленном законом порядке.
Таким образом, Верховный Суд РФ констатировал, что суды уклонились от квалификации отношений и не выяснили моменты прекращения права собственности у каждого из собственников, что было необходимо для правильного определения правоотношений сторон и законного разрешения возникшего между ними спора (п. 4)[13].
Указанное позволяет резюмировать, что проблема отказа от права собственности требует дальнейшего, более глубоко изучения. В завершение исследования вопроса об отказе от права собственности выскажем одну, достаточно провокационную мысль. Буквальное прочтение ст. 236 ГК РФ позволяет высказать позицию о том, что фраза «не влечет прекращение прав и обязанностей собственника» не тождественна фразе «не влечет прекращение права собственности». Другими словами, п. 2 ст. 236 ГК РФ возможно толковать и таким образом – право собственности при отказе прекращается с момента явного выражения воли об отказе, однако, отказавшееся лицо несет все права и обязанности собственника до тех пор, пока на эту вещь не возникнет право собственности другого лица. Такая правовая модель вполне возможна с практической точки зрения (при условии некоторого изменения формулировки и сохранении за лицом только обязанностей собственника) и создает более действенные механизмы для реализации собственником права на отказ, который, как было продемонстрировано, существенно затруднен в настоящее время. Однако такой подход требует отдельного доктринального обоснования и ответы на многие вопросы практической направленности.
Отказ от иных вещных прав на недвижимое имущество. Данный вопрос в силу практически полного отсутствия законодательного регулирования требует самостоятельного подробного исследования. Определим лишь основные вопросы, связанные с обозначенной сферой общественных отношений.
Первый вопрос, который подлежит обсуждению – это наличие права на отказ в содержании ограниченных прав на недвижимое имущество. А имеет ли в принципе обладатель права хозяйственного ведения или права оперативного управления, или обладатель сервитута, или член семьи собственника жилого помещения возможность отказаться от принадлежащего ему права? Думается, что в силу диспозитивности гражданско-правового регулирования, несмотря на отсутствие такого дозволения в нормах действующего законодательства (за исключением ограниченных вещных прав на земельные участки), ответить на данный вопрос следует положительно.
Вместе с тем применительно к праву хозяйственного ведения и оперативного управления судебная практика преимущественно руководствуется Постановлением Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 ноября 2008 г. № 10984/08[14], в котором сделан вывод о том, что унитарное предприятие не может добровольно отказаться от имущества, закрепленного за ним на праве хозяйственного ведения. Такой отказ является ничтожной сделкой независимо от того, совершен он по инициативе предприятия либо по решению или с согласия собственника. При этом п. 3 ст. 18 Федерального закона «О государственных и муниципальных унитарных предприятиях» от 14 ноября 2002 г. № 161-ФЗ[15] не допускает такие сделки только в том случае, если они «лишают его возможности осуществлять деятельность, цели, предмет, виды которой определены уставом такого предприятия».
Таким образом, законодателю необходимо быть более последовательным в позиции императивного закрепления содержания вещных прав в законе, включая и правомочие на отказ от принадлежащего управомоченному лицу вещного права.
Вместе с тем возникает вопрос о необходимости получения согласия собственника на отказ от ограниченного вещного права. Отдельные авторы, например, А. Ерш, применительно к праву постоянного (бессрочного) пользования и праву пожизненного наследуемого владения земельным участком, аргументировали обязательность такого согласия следующим. Во-первых, необходимостью аналогичности порядка предоставления и прекращения субъективного права. Другими словами, коль скоро для возникновения права и его государственной регистрации требуется согласие собственника, то оно должно быть получено и на прекращение данного права. Во-вторых, производностью ограниченных вещных прав от права собственности, «в связи с чем при прекращении этих прав целесообразно учитывать мнение собственника соответствующего земельного участка» [18].
Приведенные аргументы более чем сомнительны. Любое ограниченное вещное право производно от права собственности и большинство ограниченных вещных прав возникает по воле собственника (подразумевая его согласие). Исключение составляют разве что право отказополучателя, и право обладателя сервитута, установленного по решению суда. Следуя приведенным А. Ерш доводам, получается, что отказ от всех ограниченных вещных прав возможен только с согласия собственника. Такой вывод неприемлем ни к вещным правам на жилые помещения (правам члена семьи собственника, отказополучателя, получателя ренты), ни, например, к сервитуту.
Не стал упоминать о согласии собственника и ЗК РФ применительно к ограниченным вещным правам на земельные участки. Получение согласия собственника требуется при отказе от права постоянного бессрочного пользования со стороны органа, создавшего данное юридическое лицо. Однако на практике существуют многочисленные примеры судебных споров, в которых оспаривается право тех или иных органов давать согласие на отказ от ограниченных прав на земельные участки[16].
Таким образом, несмотря на то, что ограниченные вещные права возникают, как правило, по воле собственника, отказ от данных прав как одностороннее волеизъявление не требует его согласия. Вместе с тем момент прекращения таких прав и процедура отказа от них должны быть закреплены в законодательстве. В первую очередь, это связано с тем, что ряд ограниченных вещных прав на недвижимое имущество не подлежит государственной регистрации[17], что требует конкретизации тех действий, которые могли бы быть квалифицированы как отказ от принадлежащего ограниченного вещного права.
Вот почему, на наш взгляд, заслуживает пристального внимания дифференцированный подход к трактовке отказа от вещного права, характерный, прежде всего, для государств с правопорядком германского типа (ФРГ, Австрия, Швейцария).
Особенно показателен в этом отношении опыт ФРГ, правопорядок которой наиболее близок к российскому. Отказ в германском праве является особым видом вещного распоряжения управомоченного лица, представляя собой, как правило, дереликцию – одностороннюю вещную сделку [5, с. 161, 163, 243-249; 6]. В германском праве понятие отказа от права может переводится различными терминами – «der Verzicht» и «die Aufgabe». При этом употребление законодателем этих терминов связано с понятием «отмена» («die Aufhebung»). Отмена права на земельный участок (в том числе и права собственности на него) предполагает прежде всего отказ управомоченного лица от права. Но понятие отмены вещного права («Aufhebung») законодатель рассматривает и как «Verzicht» [36], и как «Aufgabe». Очевидно, что последние («der Verzicht» и «die Aufgabe») с точки зрения логики являются родовыми (определяющими) понятиями по отношению к определяемому понятию «отмена права». Следовательно, терминологические тонкости перевода следует связывать не с видовым понятием отмены вещного права, а с данными родовыми понятиями. Однако попытка определения понятия «отмена права» через род и видовое отличие сопряжена с определенными трудностями, поскольку не всегда отмена связана с отказом от права. Кратко остановимся на этом вопросе.
Итак, когда речь идет о заявлении об отказе лица от вещного права как его одностороннем, абстрактном волеизъявлении, следует иметь в виду, что основным признаком, по которому различаются между собой Verzicht и Aufgabe, является объект вещного права. Объектами вещного права по Германскому гражданскому уложению[18] (далее – ГГУ) могут быть не только движимые и недвижимые вещи, но и права. Если объектом вещного права выступает вещь, то законодатель при отказе от права применяет термин «Verzicht». Следовательно, когда речь идет об отказе от права на земельный участок, данный термин может применяться как в отношении отказа от права собственности на него, так и в отношении отказа от ограниченного вещного права на земельный участок. В этом случае отказ правообладателя от этих прав переводится термином «Verzicht» (например, der Verzicht auf das Eigentum – отказ от права собственности, der Verzicht auf die Hypothek – отказ от ипотеки).
Если объектом вещного права выступает не вещь, а право, т. е. тогда, когда возникает конструкция «право на право» (в данном случае не вещь, а само право на вещь обременено правом третьего лица) [7; 8], то в этом случае законодатель применяет уже другой термин «Aufgabe» (die Aufgabe eines Rechts an einem beschränkten dinglichen Recht).
Различие между терминами «Verzicht» и «Aufgabe», на наш взгляд, не только лексическое, но и содержательное. Если речь идет, например, об отказе (Verzicht) от ограниченных вещных прав на вещь, например, на земельный участок, то по общему правилу это не означает прекращения этих прав. Права на них по закону приобретает собственник (см. § 1063, 1110, 1163, 1168, 1196, 1256 ГГУ). Отказ от этих прав не означает их отмены. В данном случае происходит объединение ограниченного вещного права и права собственности (например, § 889, 1256 ГГУ). Поэтому законодатель наряду с нормами об отказе от ограниченных вещных прав предусматривает и нормы об отмене этих прав. В частности, в ГГУ содержатся нормы для отмены указанных прав на основании сделки (§ 1072, 1183, 1255). Это означает, что при рассмотрении проблем об отказе от вещного права и его отмены необходимо обращать внимание на вопрос об основании возникновения, установления таких ограниченных вещных прав на земельный участок, как ипотека [9; 10], поземельный и рентный долги, вещное обременение, узуфрукт и залоговое право [11; 12; 13]. Очевидно, основаниями возникновения, установления указанных прав могут выступать закон либо сделка.
В случае же Aufgabe, т. е. отказа от права на право законодатель предусматривает уведомительную процедуру – правообладатель права на право обязан сделать заявление собственнику или лицу (например, правообладателю такого ограниченного вещного права, как поземельный или рентный долг), установившему узуфрукт, об отказе от узуфрукта (§ 1072 и 1064 ГГУ)[19]. По общему правилу заявление об отказе должно быть подано органу, в котором ведутся поземельные книги, или тому лицу, в чью пользу оно делается. Ознакомление с правилами ГГУ об отмене права на право (§ 1072, 1064 и 1273, 1255) показывает, что законодатель устанавливает следующее: для отмены права достаточно заявления узуфруктуария и залогодержателя лицу, установившему узуфрукт или залоговое право на ограниченное вещное право. Возможность же заявления об отказе права органу, в котором ведутся поземельные книги, презюмируется законодателем в случае, если ограниченное вещное право объединено с правом собственности. Понятно, что собственник в силу самого факта отсутствия договорных правоотношений с конкретным третьим лицом обязан сделать заявление в соответствующий государственный орган власти.
Заявление управомоченного лица об отказе от своего права (die Aufgabeerklärung) следует отличать от разрешения на прекращение права, выдаваемого органом, в котором ведутся поземельные книги (die Löschungsbewilligung). В первом случае речь идет о норме вещно-правового регулирования, т. е. о норме материального права, а во втором случае – о норме процессуального права (см. § 19 Положения о порядке ведения поземельной книги[20] (далее – ППК)). Кроме того, в литературе отмечается, что между заявлением лица об отказе от права и моментом внесения записи о прекращении соответствующего права может пройти немало времени. Применительно к отказу правообладателя от своего права, как показывает практика, внесение записи о прекращении права может произойти раньше, чем управомоченное лицо сделает свое заявление об отказе от права. Устанавливая нормы об отмене вещного права, германский законодатель предусмотрел также возможность наступления определенных правовых последствий только в случае связанности управомоченного лица заявлением о его отказе от права. До момента внесения записи о прекращении права правообладатель связан своим заявлением лишь тогда, когда оно было подано органу, в котором ведутся поземельные книги, или лицу, в чью пользу оно сделано, было вручено разрешение на прекращение права, составленное в соответствии с предписаниями ППК (п. 2 § 876 ГГУ).
Вместе с тем, когда речь идет о заявлении об отказе лица от вещного права как его одностороннем, абстрактном волеизъявлении, следует иметь в виду, что данное заявление может нуждаться в принятии со стороны третьего лица. Принятие (согласие) со стороны адресата презюмируется законодателем в случае, если право на земельный участок обременено правом третьего лица (§ 876 ГГУ). Такая ситуация возникает при установлении права на право. Речь идет об обремененном ограниченном вещном праве на земельный участок (право на земельный участок, обремененное узуфруктом или залоговым правом). В ГГУ даны две основные вариации обремененного права – поземельный и рентный долги.
Итак, когда речь идет об отмене обремененного узуфруктом или залогом права – поземельного или рентного долгов, – требуется согласие узуфруктуария и залогодержателя, поскольку отмена обремененного права всегда будет означать и прекращение обременяющего права, т. е. права на право (узуфрукт или залоговое право на поземельный или рентный долг). Согласие третьего лица (в данном случае узуфруктуария или залогодержателя) рассматривается в цивилистике как: 1) одностороннее, нуждающееся в получении волеизъявление; 2) абстрактная сделка [37]; 3) распоряжение[21]. Оно может предшествовать сделке[22] (разрешение) или последовать после нее (одобрение).
Необходимость согласия третьего лица на отмену обремененного права ставит проблему фактического состава, его элементов. В решении этого вопроса в цивилистике можно встретить противоречивые суждения. Так, спорным является вопрос о том, следует ли рассматривать согласие третьего лица как компонент сложного фактического состава, совокупность элементов которого и приводит к отмене обремененного права, или же согласие не является частью юридической (вещной) сделки, а представляет собой необходимый элемент для ее действительности (condicio juris – законное условие).
В самом деле, для отмены необремененного права необходимы заявление управомоченного лица о его отказе от этого права и запись в поземельной книге о прекращении права (п. 1 § 875 ГГУ). Таким образом, отмена необремененного права (contrarius actus – отменительная сделка) на земельный участок состоит из двух основных компонентов, предписанных законодателем, – односторонней вещной сделки (дереликции) и записи в поземельной книге. Как видим, она происходит вследствие сложного фактического состава, также включающего два основных элемента, каждый из которых имеет определенное юридическое значение и только их совокупность производит необходимый вещно-правовой эффект – отменяет право на земельный участок.
Но при отмене обремененного права согласие третьего лица можно, на наш взгляд, квалифицировать и как акцепт на предложение (оферту) обладателя обремененного права отказаться от права на право. В этом случае отмена обремененного права невозможна без вещного соглашения [14] (договора о прекращении обременяющего права) между обладателями обремененного и обременяющего прав. Речь идет о вещном договоре между узуфруктуарием (или залогодержателем) и обладателем поземельного или рентного долга о прекращении узуфрукта (или залогового права) на рентный или поземельный долг. Договор между этими лицами вместе с заявлением обладателей рентного или поземельного долга об отказе от своего ограниченного вещного права и являются основанием для внесения записи в поземельную книгу о прекращении соответствующего обремененного ограниченного вещного права – поземельного или рентного долга.
В пользу трактовки согласия как акцепта указывает и тот факт, что заявление об отказе обладателя обремененного права от своего права не может привести к желаемому правовому результату – отмене права в случае нежелания обладателя обременяющего права отказаться от своего права. Поэтому юридический состав по отмене обремененного права выглядит следующим образом: вещный договор о прекращении обременяющего права – заявление обладателя обремененного права об отказе от права – запись в поземельной книге. При этом само заявление управомоченного лица о его отказе от права в этом сложном фактическом составе, видимо, нельзя рассматривать как дереликцию (одностороннюю сделку), поскольку без вещного договора оно не может привести к желаемому правовому последствию – отмене права. Иная ситуация – при отказе от необремененного права: права собственности или иного ограниченного вещного права. В данном случае заявление правомочного лица следует рассматривать как дереликцию, поскольку оно представляет одностороннее, абстрактное волеизъявление, направленное на прекращение права, в конечном счете на изменение правового статуса субъекта данного права.
Вот почему отказ от права (обремененного или необремененного) всегда имеет сделочную вещно-правовую природу. Но в одном случае (при отказе от обремененного вещного права) он имеет договорную (вещную) природу, т. е. осуществляется через вещный договор, который заключается между обладателем (собственником или обладателем ограниченного вещного права) обремененного права и третьим лицом (обладателем обременяющего права), а в другом случае (при отказе собственника или обладателя ограниченного вещного права от своего права, необремененного правом третьего лица) предполагает дереликцию как одностороннюю вещную сделку.
Следовательно, в отличие от ГК РФ, отказ от вещного права в ГГУ всегда рассматривается в вещно-правовом механизме отмены права, это – во-первых. Во-вторых, отказ по германскому праву всегда имеет сделочную природу, чего нельзя сказать об отказе от права собственности по ГК РФ. Отказ от права собственности собственником по ст. 236 ГК РФ не означает прекращения его правомочий, поэтому данное действие нельзя рассматривать как дереликцию. В- третьих, германский законодатель само понятие отказа рассматривает дифференцированно, в зависимости от объекта вещного права – вещи или самого права. Если речь идет о земельном участке, отказ от права рассматривается в зависимости от подлежащего отмене права на земельный участок. При этом отказ от права собственности (дереликция) после подачи заявления в орган, в котором ведутся поземельные книги, вносится в поземельную книгу (п. 1 § 928, § 875 ГГУ). Право на завладение земельным участком, от которого отказался собственник, принадлежит казне той федеральной земли, на территории которой расположен земельный участок. Казна приобретает право собственности посредством внесения в поземельную книгу записи о ней в качестве собственника (п. 2 § 928 ГГУ). В-четвертых, в отличие от российского права отмена права собственности (как и отмена иного ограниченного вещного права) представляет особый вид распорядительной (отменительной) вещной сделки, элементный состав которой различен и определяется, как уже отмечалось, юридической квалификацией самого права – обремененного или необремененного. В-пятых, не признавая самостоятельного существования в качестве объектов недвижимости жилых и нежилых помещений, зданий, сооружений, машиномест [15], а, предусматривая для них режим составных частей земельного участка, вполне логично, и не разрешает вопрос об отказе от данных объектов как недвижимых вещей.
Очевидно, обращение к германскому опыту, изучение и восприятие германского права во многих случаях помогают лучше понять российскую модель отказа от вещных прав, уяснить, с чем связаны трудности ее применения на практике. Вот почему обращение, прежде всего, к ГГУ, к его основным нормам об отказе от вещных прав не потеряло значимости и сейчас, в условиях расширения контактов между российскими и германскими субъектами гражданского права.
Проведенное исследование продемонстрировало, что проблема отказа от вещных прав незаслуженно обделена вниманием российской цивилистической науки, поскольку остаются нерешенными достаточно большое количество теоретических и практических вопросов. Обозначенные в работе пробелы законодательного регулирования и высказанные предложения, будем надеяться, послужат основой для продолжения научной дискуссии по проблематике отказа от вещных прав.
