Вопросы, связанные с понятием злоупотребления процессуальными правами, в том числе в арбитражном процессе, остаются актуальными и широко обсуждаемыми. С ростом числа арбитражных споров и усложнением их структуры усиливается и проблема недобросовестного использования процессуальных прав. Подобные действия всё чаще применяются как инструмент искажения хода дела, что нарушает саму природу судебного разбирательства и ставит под угрозу основные процессуальные принципы, включая состязательность и добросовестность участников.
В научной литературе представлено множество подходов к определению злоупотребления процессуальными правами, однако в их основе лежит общая идея – реализация субъективного права вопреки его назначению, с целью причинения вреда другой стороне или уклонения от исполнения процессуальной обязанности. При этом основным ориентиром остается конституционное положение о недопустимости нарушения прав и свобод других лиц при осуществлении своих прав (ч. 3 ст. 17 Конституции РФ[1]).
Данное положение, на наш взгляд, служит универсальным критерием добросовестности поведения участников процесса. Оно выражает принцип баланса интересов и может применяться в качестве правового фильтра: если реализация процессуального права объективно препятствует осуществлению прав другой стороны или нарушает равенство процессуальных возможностей, то такое поведение следует квалифицировать как злоупотребление.
Согласно классическому подходу, злоупотребление процессуальными правами представляет собой внешне формально правомерные действия, преследующие недобросовестную цель. Так, В. В. Ярков [17, с. 41], М. К. Треушников [12, с. 24], А. В. Юдин [14, с. 19; 15, с. 210] подчеркивают, что такие действия в принципе и соответствуют букве закона, но нарушают цели и назначение права, направлены на недобросовестный результат.
Ряд исследователей исходит из функционального (материального) подхода. Так, Л. М. Алланина считает, что злоупотребление проявляется в действиях, направленных на затягивание разбирательства, дезорганизацию процесса, введение суда в заблуждение [1, с. 163]. При этом, по её мнению, заведомо ложные сведения не квалифицируются как злоупотребление, если не направлены на достижение указанных целей [Там же, с. 164]. Примером может служить дело № А75-8430/2012, в котором суд расценил повторяющиеся необоснованные ходатайства ответчика о замене судьи как способ затянуть процесс[2].
Некоторые учёные подчеркивают субъективный элемент. А. Т. Боннер указывает на необходимость установления умысла на причинение вреда [7, с. 22]. Аналогичную позицию занимает О. В. Баулин, рассматривающий злоупотребление как сознательное препятствие реализации процессуальных прав другими лицами [4, с. 12]. А. В. Юдин представляет злоупотребление процессуальными правами как особую форму гражданского (арбитражного) процессуального правонарушения [17, с. 30].
Профессор В. В. Ярков отмечает: «Злоупотребление процессуальными правами проявляется в использовании процессуальных механизмов не для достижения законных целей, а ради извлечения необоснованных преимуществ либо создания препятствий другим участникам процесса» [18, с. 144]. Аналогичный подход прослеживается и в судебной практике. Так, в п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 января 2016 г. № 1 указано, что уменьшение истцом размера требований после получения доказательств их необоснованности может квалифицироваться как злоупотребление[3].
С учётом анализа различных подходов можно заключить, что множественность толкований данного понятия объясняется сложностью его правовой природы, необходимостью учета не только формальной стороны поведения участников процесса, но и их целей, мотивации, а также последствий таких действий. Это подтверждает междисциплинарный характер рассматриваемого явления, находящегося на стыке правомерности и недобросовестности, формального соответствия закону и фактического искажения его сущности.
Как и такие правовые категории, как «разумный срок», «грубая неосторожность», «значительный ущерб», «несовместимость поведения со статусом судьи», злоупотребление правом не поддаётся точному нормативному определению и не нашло своего отражения ни в одном из нормативных актов Российской Федерации. Ни Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации (АПК РФ)[4], ни Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации (ГПК РФ)[5], ни Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации[6] не содержат легального определения злоупотребления процессуальными правами.
Однако такое отсутствие не следует рассматривать в качестве пробела или упущения законодателя. Напротив, оно обусловлено необходимостью соблюдения конституционных гарантий, прежде всего, закреплённых в ч. 1 ст. 46 Конституции РФ, согласно которой каждому гарантируется право на судебную защиту. Понимание этого права включает не только возможность беспрепятственного обращения в суд, но и использование всех предусмотренных процессуальных средств защиты на всех стадиях судопроизводства – гражданского, арбитражного и административного – с учётом особенностей конкретного вида судебного разбирательства. Чрезмерная же детализация нормативного определения злоупотребления процессуальным правом могла бы вступать в противоречие с конституционными принципами, ограничивая участников процесса в реализации их гарантированных прав.
Попытки выработать единую нормативную дефиницию злоупотребления процессуальными правами нам также представляются избыточными и теоретически необоснованными. Как справедливо пишет В. В. Ярков, «содержание злоупотребления правом определяется судом в каждом конкретном случае самостоятельно» [17, с. 40]. Профессор В. С. Анохин указывает на то, что отсутствие теоретического и законодательного определения понятия «злоупотребление правом» приводит к решению таких конфликтов на основе судейского усмотрения» [2, с. 100]. Можно обратиться и к мнению испанского юриста Альфредо Гарсии Лопеса, который также подчеркивает, что злоупотребление правом определяется судом в каждом конкретном случае. В частности, он отмечает, что злоупотребление правом является концептом юридической неопределенности, который не может быть заранее определен, а требует индивидуального анализа в каждом конкретном случае [19]. «Если судья будет рабом буквы закона, то он не сможет отличить добросовестную сделку от притворной и злонамеренной» [6, c. 33].
Поэтому злоупотребление процессуальными правами, несмотря на свою правовую природу, является оценочной категорией, содержание которой определяется судом ad hoc с учётом конкретных обстоятельств и характера процессуального поведения. Оно не поддаётся строгому и универсальному определению. Его содержание формируется судом в каждом конкретном деле с учётом индивидуальных обстоятельств и характера процессуального поведения сторон, что и исключает возможность закрепления чётких, исчерпывающих критериев в законодательстве.
Конституционный Суд Российской Федерации также в ряде определений (например, № 1410-О/2016 п. 2 абз. 4[7], № 829-О/2016 п. 2 абз. 3[8], № 3114-О/2024 п. 2 абз. 2[9] и др.) последовательно подтверждает допустимость применения оценочных понятий при условии, что их неопределённость не ведёт к произвольному толкованию, что было бы несовместимо с принципом правовой определённости, являющимся элементом конституционного принципа равенства (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ).
Мы придерживаемся того мнения, что применение оценочных понятий при квалификации недобросовестного поведения обусловлено правовой природой злоупотребления, которая исключает его формализацию. Судебная оценка основывается на совокупности обстоятельств дела, целях, характере и последствиях действий стороны, а также на общих началах судопроизводства (разумность, добросовестность, состязательность), профессиональной интуиции и устоявшейся практике. В силу этого квалификация поведения как злоупотребления правом представляет собой проявление дискреционных полномочий суда.
Вместе с тем, право на судебную защиту не является безусловным оправданием недобросовестного поведения сторон. Противодействие злоупотреблению процессуальными правами осуществляется на основе фундаментальных конституционных принципов: равенство всех перед законом, недопустимость произвола, обеспечение доступа к правосудию (ст. 17, 18 и 46 Конституции РФ). Неслучайно Конституционный Суд Российской Федерации в Определении от 17 июля 2014 г. № 1808-О указал, что запрет на злоупотребление правом представляет собой важный механизм реализации этих принципов. Он обеспечивает баланс между гарантией судебной защиты и необходимостью исключить использование процессуальных механизмов вопреки их назначению[10]. Следовательно, сущность злоупотребления процессуальными правами вытекает из конституционных норм и конкретизируется как в процессуальном и материальном законодательстве, так и в правоприменительной практике высших судебных инстанций. А подчёркивая необходимость борьбы со злоупотреблениями, нельзя не учитывать оценочный характер соответствующего понятия.
Раскрывая правовую природу злоупотребления процессуальными правами, следует сказать о ее тесной взаимосвязи с положениями материального права. Так, статья 10 Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ)[11] формулирует общий запрет на злоупотребление правом, в том числе в виде уклонения от исполнения обязанностей или причинения вреда другим лицам. Вместе с тем последствия недобросовестного поведения по смыслу п. 2 указанной статьи связываются преимущественно с отказом в судебной защите права. По этому поводу А. В. Юдин указывает: «Норма ст. 10 ГК РФ описывает последствия злоупотребления преимущественно через отказ суда в защите права, осуществляемого недобросовестно (п. 2 ст. 10 ГК РФ). Это может породить впечатление, что значимым для квалификации поведения в качестве злоупотребления является период вплоть до вынесения судом решения по существу спора, в котором могут иметь место факты не только “материальных”, но и процессуальных злоупотреблений» [16, с. 31].
В связи с этим возникает вопрос о пределах действия указанной нормы: охватывает ли она также злоупотребление процессуальными правами? Представляется, что да. Особенно учитывая положения абз. 4 п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25[12], в котором подчёркивается, что поведение стороны может быть признано недобросовестным не только по заявлению другой стороны, но и по инициативе суда, если имеется очевидное отклонение от надлежащего поведения. Тем самым материальное злоупотребление переходит в процессуальную плоскость, находя там продолжение.
Примером подобного взаимодействия является правовая позиция, изложенная в п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 г. № 46: «недобросовестное изменение сторонами договорной подсудности квалифицируется через положения статьи 10 ГК РФ, но влечёт процессуальные последствия – передачу дела в надлежащий суд»[13]. Таким образом, злоупотребление субъективным гражданским правом способно породить негативные процессуальные эффекты.
Подобные случаи требуют установления характера злоупотребления – материального либо процессуального – с целью надлежащей юридической квалификации и применения соответствующих правовых последствий. В ряде случаев формы недобросовестного поведения в обеих сферах совпадают по сути и цели, в частности при намеренном затягивании процесса с целью уклонения от исполнения обязательства, что подчёркивает необходимость комплексного подхода к правовой оценке поведения сторон.
Примером того, как нормы материального права могут влиять на оценку процессуального поведения сторон, служит позиция Верховного Суда РФ. В Определении от 4 августа 2022 г. № 305-ЭС21-21196(5) по делу № А41-70837/2017 Судебная коллегия по экономическим спорам указала, что многократное занижение стоимости отчуждаемого имущества может свидетельствовать о недобросовестности покупателя. Суд отметил: «…если поведение стороны существенно отклоняется от нормального и разумного, и при этом не подтверждено убедительными объяснениями, оно может считаться недобросовестным» [14].
Хотя это дело касается материального права, такой подход суда может использоваться и при оценке поведения сторон в процессе. Он показывает, что недобросовестность определяется не только по закону, но и по фактическому поведению участника – насколько оно соответствует целям и духу права. Это важно и для процессуальной сферы, где поведение сторон также должно соответствовать принципам добросовестности и разумности.
В рамках арбитражной судебной практики встречаются различные примеры злоупотреблений: от подачи многочисленных необоснованных ходатайств до создания искусственных условий для отвода судей или сторон. Например, повторные необоснованные ходатайства о переносе судебных заседаний, подача иска с целью получения информации или давления на оппонента, жалобы на действия суда без достаточных оснований с целью затянуть процесс. Также распространена практика подачи заведомо необоснованных ходатайств о приостановлении производства по делу или о переносе заседаний, что препятствует своевременному и справедливому разрешению спора и др.
В этой связи АПК РФ предусматривает ряд мер, направленных на пресечение злоупотреблений процессуальными правами. Среди таких можно выделить следующие: отказ в реализации права на отказ истца от иска, уменьшение размера исковых требований, признание ответчиком иска или утверждение мирового соглашения между сторонами (ч. 5 ст. 49 АПК РФ); отказ в реализации права на признание стороной обстоятельств по делу (ч. 4 ст. 70 АПК РФ); возложение судебных расходов на лицо, злоупотребляющее своими процессуальными правами (ч. 2 ст. 111 АПК РФ); отказ в удовлетворении заявления или ходатайства лица, злоупотребляющего процессуальными правами (ч. 5 ст. 159 АПК РФ); наложение судебного штрафа на лицо, обращающееся в защиту прав и законных интересов группы лиц при условии злоупотребления процессуальными правами (ч. 3 ст. 225.10-1 АПК РФ).
Дополнительные меры предусмотрены иными актами: например, отказ в компенсации за нарушение разумного срока судопроизводства (ч. 2 ст. 1 Федерального закона 30 апреля 2010 г. № 68 «О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок»[15], п. 43 Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 11 от 29 марта 2016 г.[16]).
Согласно ч. 5 ст. 119 АПК РФ арбитражный суд вправе наложить судебный штраф на лиц, проявляющих неуважение к суду. При этом неуважение к суду может выступать одной из форм злоупотребления процессуальными правами, если соответствующее поведение используется в качестве средства давления на суд или инструмента затягивания разбирательства. Например, в Постановлении Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда по делу № А72-1160/2017 отмечено, что «суд квалифицирует поведение представителей заявителя как нарушающее порядок судебного заседания и свидетельствующее о проявленном неуважении к суду», поскольку последние допускали «оскорбительные и беспочвенные суждения в адрес суда и недобросовестное пользование процессуальными правами», в том числе в форме повторных заявлений об отводе судей при тождественных основаниях и непредставлении доказательств в их обоснование. Такое поведение, нарушающее нормы статей 24 и 41 АПК РФ, суд расценил как умаляющее авторитет судебной власти[17]. Но не всякое проявление неуважения к суду следует квалифицировать как злоупотребление процессуальными правами. Основным критерием разграничения здесь выступает целевая направленность действий. Так, если сторона, к примеру, демонстративно покидает зал судебного заседания, использует в устных выступлениях грубые выражения или отказывается от соблюдения процессуального порядка, это может свидетельствовать о неуважении к суду, но не обязательно будет представлять собой злоупотребление процессуальными правами. Такое поведение может быть вызвано, например, эмоциональным состоянием участника, недостаточной правовой культурой или иными субъективными факторами, ненаправленными на искажение хода процесса. А если налицо неоднократные и необоснованные заявления об отводах, лишённые правового основания, то это свидетельствует о злоупотреблении процессуальными правами и о стремлении к затягиванию судебного разбирательства.
В юридической литературе подчеркивается, что не всякое противоправное поведение в процессе следует квалифицировать как злоупотребление правами. В частности, указывается на важное методологическое разграничение между собственно злоупотреблением процессуальными правами и процессуальным правонарушением. Так, если участник дела не исполняет прямое предписание суда, содержащееся, например, в определении об истребовании доказательств под угрозой судебного штрафа, то его поведение следует расценивать не как злоупотребление правом, а как нарушение процессуальной обязанности. В этом случае субъективные мотивы лица (например, желание затянуть процесс) теряют значение: для наступления юридической ответственности достаточно самого факта неисполнения судебного акта [16, с. 33].
Поэтому для правильной юридической квалификации поведения участников дела суду необходимо учитывать как формальные признаки (систематичность, повторяемость, отсутствие обоснования в действиях), так и оценивать их направленность, то есть выявлять недобросовестную цель как ключевой критерий злоупотребления. В противном случае существует риск подмены категорий и необоснованного расширения сферы применения института злоупотребления правом.
При рассмотрении форм злоупотреблений процессуальными правами в научной доктрине предлагается и классификация в зависимости от процессуального положения участника: злоупотребление правом на предъявление иска и злоупотребление правом на защиту [8, с. 6]. По нашему мнению, такая классификация способствует не только более точному определению целей злоупотребляющего лица (например, воспрепятствование рассмотрению спора по существу либо его неоправданное инициирование), а также облегчает формирование дифференцированных мер процессуального реагирования. В частности, в первом случае инициатива по подаче иска (заявления) реализуется исключительно формально, без действительной цели добиться судебной защиты нарушенного или оспариваемого права. Подобное поведение направлено, скорее, на вовлечение другой стороны в судебное разбирательство, с сопутствующими для неё издержками – временными, финансовыми и организационными, – нежели на разрешение спора по существу и свидетельствует о недобросовестности поведения истца. Одним из таких примеров является дело № А40-3342/05-100-34, рассмотренное Федеральным арбитражным судом Московского округа, в котором истец предъявил иск о солидарном взыскании денежных средств с двух ответчиков: ОАО «Рембыттехника» и ООО «Глобус». При этом в исковом заявлении отсутствовали основания для привлечения ООО «Глобус» в качестве ответчика. Суд установил, что указание ООО «Глобус», зарегистрированного в Москве, в качестве ответчика было направлено исключительно на изменение территориальной подсудности дела. Такие действия были квалифицированы как злоупотребление процессуальными правами с целью искусственного изменения подсудности. Суд обязал истца уточнить основания иска к ООО «Глобус», а в случае отказа – рассмотреть вопрос о правомерности подачи иска в Арбитражный суд города Москвы[18].
В случае злоупотребления правом на защиту таковое проявляется, как правило, в действиях, направленных на затягивание рассмотрения дела или воспрепятствование своевременному исполнению решения. К таким действиям могут относиться подача отзыва с недостоверными сведениями, неоднократное заявление необоснованных ходатайств и жалоб, а также злоупотребление институтом обжалования. Подобные действия хотя формально и укладываются в рамки допустимого поведения, по сути искажают назначение судебной защиты, нарушают принципы процессуальной экономии и справедливости. Так, в постановлении Арбитражного суда Северо-Западного округа от 6 октября 2021 г. по делу № А56-1031/2020 суд признал злоупотреблением процессуальными правами ходатайство о проведении экспертизы, поданное спустя 10 месяцев после поступления дела в суд. Суд указал, что такое поведение направлено на затягивание судебного разбирательства и отказал в удовлетворении ходатайства[19].
Следует отметить, что злоупотребление процессуальными правами может выражаться не только в активных действиях (подача заведомо необоснованных исков, ходатайств, жалоб), но и в форме умышленного бездействия, искажающего цели и задачи арбитражного судопроизводства. Такое поведение может проявляться, например, в сознательном уклонении от предоставления доказательств, игнорировании требований суда, систематическом неисполнении процессуальных обязанностей.
Однако именно в этих ситуациях встает методологически важный вопрос – разграничение собственно злоупотребления правом и простого неисполнения процессуальной обязанности. Как справедливо отмечается в литературе, не каждое бездействие влечет квалификацию как злоупотребление – необходимо установление его направленности на достижение недобросовестной цели и наличие негативных последствий для других участников процесса либо для правосудия в целом [9, с. 55].
Важно учитывать, что объективная сторона злоупотребления обычно характеризуется активным поведением. Бездеятельность в форме отказа от реализации процессуального права, как правило, не может квалифицироваться как злоупотребление. Тем не менее, ряд авторов обращает внимание на возможность реализации злоупотребления и в пассивной форме, когда бездействие используется в ущерб другим участникам и интересам правосудия. К примеру, Т. П. Подшивалов указывает, что действия (или бездействие), направленные на извлечение преимуществ при одновременном причинении вреда другим субъектам процесса, могут представлять собой форму злоупотребления [10, с. 17].
Обоснованность подобного подхода подтверждается и судебной практикой. Например, в Определении ВАС РФ от 12 июля 2012 г. № ВАС-7256/12 по делу № А41-20318/2011 анализируется ситуация, при которой ответчик изменил правовую позицию на стадии надзорного пересмотра, ссылаясь на новые нормы иностранного права. Подобное поведение суд расценил как злоупотребление процессуальными правами, поскольку оно поставило истца в неблагоприятное положение, нивелировав ход ранее проведенного судебного разбирательства[20].
Тем не менее преждевременным представляется выделение пассивной процессуальной позиции как самостоятельной формы злоупотребления. Такой подход требует дальнейшего теоретико-правового осмысления, основанного на устойчивой практике и четких правовых критериях оценки поведения участников арбитражного процесса.
Итак, представленные формы злоупотребления нельзя рассматривать как исчерпывающий перечень. Их выделение обусловлено необходимостью структурировать типичные проявления недобросовестного поведения в арбитражном процессе. Окончательное решение о наличии злоупотребления принимается судом в зависимости от конкретных обстоятельств дела, с использованием механизма оценки и внутреннего убеждения судьи.
Раскрывая вопрос понятия злоупотребления правом, нельзя не обратить внимание еще на один аспект. С. В. Баганова пишет: «Осуществление субъективных прав ни в коем случае не должно быть реализацией намерения причинить вред другому лицу, обойти закон или иным действием, связанным с заведомо недобросовестным осуществлением гражданских прав» [3, с. 755]. М. А. Боловнев также пишет, что «своеобразным ядром определения злоупотребления является недобросовестность» [5, с. 33]. И. В. Решетникова обозначает злоупотребление правом и добросовестность как два взаимосвязанных начала. Она рассматривает «злоупотребление правом как результат недобросовестного поведения субъекта с возложением на него соответствующей ответственности [11, с. 248].
Действительно, понятия злоупотребления правом и недобросовестности в правовой науке и практике часто отождествляются, что находит своё отражение и в законодательстве. Например, в ст. 10 ГК РФ, посвящённой злоупотреблению правом, прямо используется формулировка «иное заведомо недобросовестное поведение».
Термин «недобросовестность» широко применяется и в различных отраслях права, которые регулируют отношения с элементами злоупотребления правами. Так, в п. 2 ст. 5 Федерального закона «О рекламе»[21] даётся определение недобросовестной рекламы, которая рассматривается как одна из форм недобросовестной конкуренции, регулируемой Федеральным законом «О защите конкуренции» (ст. 1). При этом недобросовестная конкуренция признана одной из форм злоупотребления правом. С учётом этого в литературе не раз предлагались нововведения в АПК РФ и ГПК РФ на уровне статьи, которая подробно описывала бы идею добросовестности – по аналогии с обособленными статьями данных нормативных актов, посвященных различным принципам. Такая идея закрепления принципа добросовестности в процессуальном законодательстве позволила бы более чётко выделять грани между добросовестным использованием процессуальных прав и их злоупотреблением. И. Г. Федин, например, полагает, что «использование понятия недобросовестности в контексте процессуальных правоотношений арбитражного процесса представляется обоснованным и целесообразным. Более того, а арбитражном процессе противоречие между действиями участников, соответствующими принципу добросовестности, и действиями, нарушающими этот принцип, формирует основу для квалификации поведения как злоупотребления процессуальными правами» [13, с. 4].
Признавая ценность понятия добросовестности, мы все же склоняемся к более взвешенной и процессуально обоснованной позиции В. В. Яркова, который акцентирует внимание на оценочном характере таких категорий и считает злоупотребление процессуальным правом производным юридическим фактом. В частности, В. В. Ярков пишет: «Как бы ни определялось оно – через противоправность, “неправо”, добросовестность или недобросовестность поведения, – все приведенные понятия также носят оценочный характер и поэтому вряд ли приведут нас к точному понятийному определению данного юридического явления. Причина достаточно проста – злоупотребление процессуальным правом выступает как производный (вторичный) юридический факт, который устанавливается судом на основе других юридических фактов» [17, с. 40].
Даная позиция представляется нам более убедительной, поскольку опирается на системно-правовой подход и учитывает специфику процессуальных правоотношений. В отличие от предложений о прямом нормативном закреплении категории «добросовестность» в арбитражном процессе, подход В. В. Яркова предупреждает опасность чрезмерной абстрактности и усмотрения в правоприменении. Он указывает на то, что злоупотребление процессуальными правами не существует в отрыве – оно всегда проявляется в конкретных действиях или бездействии, которые нарушают нормы процессуального закона и препятствуют достижению целей правосудия.
Введение же в законодательство самостоятельной статьи о принципе добросовестности может быть полезным лишь при условии высокой степени определённости содержания этого принципа. Однако на практике в процессуальной плоскости оценка поведения участников спора должна строиться не столько на морально-этических категориях, сколько на объективно установленных юридических фактах. Именно это подчёркивает В. В. Ярков: суд, прежде чем квалифицировать поведение как злоупотребление правом, должен установить первичные юридические факты – например, умышленное затягивание разбирательства, неоднократное направление необоснованных ходатайств, иные действия, направленные не на защиту права, а на воспрепятствование её реализации другой стороной.
Следовательно, оценочная категория «недобросовестность» может использоваться как дополнительный ориентир в рамках судебного усмотрения, но не как универсальное основание правовой квалификации. Это делает подход В. В. Яркова более реалистичным и соответствующим конституционному требованию правовой определённости, позволяющему избежать произвольного или репрессивного толкования со стороны суда.
Таким образом, злоупотребление процессуальными правами в арбитражном процессе характеризуется рядом взаимосвязанных признаков. Речь идёт о действиях лиц, участвующих в деле, которые внешне соответствуют форме предоставленных им процессуальных прав, но фактически направлены на искажение целей судебной защиты либо на воспрепятствование осуществлению правосудия. Существенным элементом такого поведения выступает наличие у субъекта противоправной цели и соответствующих мотивов: стремления использовать процессуальные возможности вопреки их назначению или же отказа от их реализации в ущерб интересам правосудия. Подобные действия противоречат задачам арбитражного судопроизводства, закреплённым в ст. 2 АПК РФ, а также нарушают его основополагающие принципы, включая принципы добросовестности, состязательности, равноправия сторон, разумности и справедливости. Важно отметить, что формы злоупотребления процессуальными правами не подлежат исчерпывающему перечислению, что обусловлено их оценочным характером. Суд, выявляя злоупотребление, опирается на совокупность первичных юридических фактов, которые либо доказываются заинтересованными лицами, либо устанавливаются самим судом в процессе рассмотрения дела. В результате злоупотребление приводит к неблагоприятным последствиям, выражающимся в воспрепятствовании движению дела, затягивании процесса, нарушении прав других участников судебного разбирательства, например, в срыве судебного заседания, необоснованной подаче заявлений о фальсификации доказательств, ходатайствах, направленных исключительно на умышленную задержку рассмотрения спора и иных аналогичных проявлениях недобросовестного поведения.
