Внутреннее убеждение и специфика его формирования издавна являются предметом научных исследований, однако требует более полного изучения то, какими способами и средствами доказывания достигается убежденность.
Стержнем уголовного судопроизводства является процесс доказывания, его логика и способы реализации. Однако не стоит смешивать общенаучное логичное доказывание с уголовно-процессуальным институтом доказывания. Основой логики доказывания всегда и во всех случаях выступает мыслительный процесс познания. Познание как прошлого, так и настоящего воплощается во многих отраслях знаний и обыденной человеческой жизнедеятельности, тогда как познание события преступного деяния является прерогативой сугубо уголовно-процессуальной деятельности. «Обстоятельства совершения преступления устанавливаются посредством собирания, проверки, закрепления и оценки доказательств. В свою очередь порядок их собирания, закрепления, проверки и оценки, именуемый доказыванием, также строго регламентирован уголовно-процессуальным законом» [26]. Логическое доказывание основывается на том, что было сформировано уголовно-процессуальным доказыванием и, в принципе, является его структурной составляющей. Без логических приемов доказывание несостоятельно, особенно на судебных стадиях уголовного процесса.
Мнение Б. Т. Безлепкина, отметившего, что «…уголовно-процессуальное доказывание не сводится к чисто мыслительной деятельности, к логическим операциям с “готовыми” знаниями, понятиями, фактами; в основной своей части оно состоит из практических действий по установлению этих фактов», «… лишь на заключительном этапе, когда все необходимые факты установлены, процесс уголовно-процессуального доказывания выступает просто логической деятельностью, подчиненной задаче обоснования итогового решения по уголовному делу» [2], по-нашему мнению, и может быть признано основой тактической аргументации в суде. Когда мы говорим об аргументации, конечно, в первую очередь мы ставим цель раскрытия сущности убеждения при рассмотрении уголовного дела по существу в суде, в большей степени в данном вопросе мы акцентируем внимание на тактиках и стратегиях воздействия как на суд, так и на противоположную сторону процесса во благо достижения задач уголовного судопроизводства. Поэтому мы обращаемся к теории аргументации, которая основана на содержании принципа состязательности, дающего возможность проявлять активность по убеждению суда в принятой стороной позиции и нас интересует тактика аргументации защиты и тактика аргументации обвинения.
Тактика выступает в качестве творческого построения стороной аргументации своей позиции в суде. Своими истоками тактика уходит к классической науке криминалистике, которая раскрывает ее понятие в свете следственной и судебной работы, дает нам представление о тактических приемах, о ситуации и тактических решениях. Впервые обоснование возможности и целесообразности использования термина «тактика», но применительно исключительно к работе следователей, было предпринято немецким автором А. Вейнгардтом [17, с. 155]. Представляет интерес то, что еще в 1955 г. известный российский автор В. И. Попов более обстоятельно раскрыл термин «криминалистическая тактика» [22]. Наиболее современные и содержательные определения тактики мы находим в научных направлениях, которые относятся к уголовной специализации (уголовный процесс, криминалистика, криминология). При анализе научных представлений для нас очевидно, что в трудах Р. С. Белкина [4, с. 102], А. Н. Васильева [5, с. 32], И. А. Возгрина [6, с. 222], А. А. Данченко [8, с. 16], А. В. Дулова [9, с. 3], Р. М. Жамиевой [11], В. Е. Коноваловой [16, с. 15], Д. П. Поташника [24, с. 5], А. Н. Халикова [27, с. 54] в качестве тактики рассматриваются процессуальные способы поведения, реализуемые в целях наиболее эффективного достижения цели процесса доказывания. Тем не менее, отдельные авторы в определенной степени достаточно справедливо полагают, что «редко в определениях указывается на способы, приемы, методы и правила, которые как раз и составляют содержание любой юридической тактики» [15, с. 78]. По нашему мнению, терминология вопросов тактики не должна раскрывать всех логических, процессуальных и криминалистических аспектов, вкладываемых в развитие понятия. Дефиниция должна отличаться лаконичностью и конкретикой основной сущности того или иного понятия. Думается, правильным является представление понятия тактики в наиболее емком и конкретном виде, а раскрытие этого понятия можно представить через его признаки. То есть, когда мы в развитие дефиниции рассматриваем признаки тактики, тогда же видится рациональным анализировать способы и правила воплощения тактики в уголовно-процессуальной деятельности.
В этой связи представляют интерес слова И. Канта: «Лишь способность суждения, не обладая для этого априорным принципом, содержит в предлежащих случаях правило, позволяющее применять для разума понятие целей, после того как указанный трансцендентальный принцип подготовил рассудок к тому, чтобы применять понятие цели (по крайней мере в отношении формы) к природе» [14]. Следовательно, мы понимаем, что стратегии и тактики обусловлены целью аргументации. Однако, в воззрениях И. Канта трансцендентальность подразумевает априорное решение, без применения опыта. Тогда как применительно к формированию стратегии и выбору тактики аргументации особое значение приобретает опыт. Посредством практического опыта развиваются навыки в свете знания судебной практики, умения оперировать доказательствами и формируются способности судоговорения. Способы аргументации реализуются в целях оказания воздействия на внутреннее убеждение суда. Значит, все более актуальными видятся средства аргументации в суде, что может выражаться в тактических приемах, которые вносят перспективы в аргументацию посредством конструирования, планирования и реализации заинтересованными участниками процесса доказывания с позиций реализации своих профессиональных целей, стратегий по уголовному делу [14]. Анализ судебной практики все в большей степени позволяет нам лицезреть тактические приемы, которые применяются сторонами защиты и обвинения.
Тактические приемы убеждения формируются посредством логических операций, но любая логика опирается и основывается на достоверности доказательств по делу, которые необходимо исследовать, проверить и оценить. В качестве доказательств выступает уже та информация, которая проверена, оценена стороной на предмет законодательных требований, свойств доказательств, соответственно, в достоверности которой вряд ли могут возникнуть сомнения. Следовательно, ее целесообразно внедрять в тактические приемы посредством логических конструкций аргументации об обстоятельствах по уголовному делу, которые входят в предмет доказывания [15].
Применительно к реализации состязательности сторон, мы предлагаем приемы аргументации рассматривать в качестве процессуальных средств, последовательных процессуальных действий, которые направлены на убеждение в глазах лиц, участвующих в судебном разбирательстве, в своей правоте, в реализации выбранной стратегии.
Средства убеждения всегда обусловлены требованиями УПК РФ. Ранее, в советский период развития уголовного процесса, в основном писали о достижении истины по уголовному делу. В настоящее время, к примеру, А. П. Рыжаков подчеркивает следующие:
– во-первых, истина в уголовном судопроизводстве заключалась в исследовании события преступления, делилась на элементы, опираясь на структуру предмета доказывания;
– во-вторых, истина виделась не только в констатации соответствия полученных знаний обстоятельствам происшествия, с ними следовало согласовывать квалификацию преступного деяния;
– в-третьих, истина представлялась в соответствии знаний совершенному преступному деянию, в справедливости наказания, выражающегося в его соразмерности тяжести преступления, не исключая личности виновного [25].
Нельзя сказать, что представители уголовно-процессуальной науки всецело отказались от достижения истины по уголовному делу. Интерес представляет то, что достаточно серьезные авторы, представители судебной системы в качестве стратегической цели уголовного судопроизводства рассматривают именно достижение истины по уголовному делу. Истиной им видится «установление всех обстоятельств по делу в соответствии с тем, как они имели место в действительности» [21].
В связи с этим в научной литературе подчеркиваются свойства, которые должны быть присущи тактическим приемам и тактическим комбинациям:
– во-первых, они не должны противоречить закону и этическим нормам;
– во-вторых, не должны оказывать влияния, которое могло бы привести к самооговору или к оговору других лиц;
– в-третьих, не должны основываться на насилии, угрозах и других незаконных мерах, в том числе не должны иметь место невыполнимые обещания;
– в-четвертых, ни в коем случае не должно быть даже намека на дискредитацию органов уголовного преследования;
– в-пятых, не должны быть направлены на лжеоправдание преступника;
– в-шестых, приемы и комбинации следует применять избирательно;
– в-седьмых, приемы и комбинации не должны основываться на использовании слабоумия, дефектов зрения, речи, слуха;
– в-восьмых, лицами, применяющими тактические приемы и комбинации, должны учитываться возрастные особенности лица, на которого они направлены [10].
Однако данными чертами не охватывается вся характеристика тактических приемов аргументации. Мы поддерживаем ученых, которые, анализируя сущность тактики, рассматривают ее не только в качестве средства по планированию, по выработке тактических приемов, операций, отдельных процессуальных действий (как следственных, так и судебных), но и как совокупность предложений по применению специальных знаний [28, с. 181], что в настоящее время активно развивается во благо наиболее глубокого исследования доказательств и оперирования ими.
В любом случае, свойства тактики обусловлены ее главной целью, которая видится в применении приемов посредством источников доказывания и процесса аргументации в суде для наиболее действенного доказывания в свете сформированной позиции в глазах суда, на уровне его внутреннего убеждения. Цель заключается в формировании судейского усмотрения, максимально близкого к желаемому стороной процесса результату.
Свойства криминалистической тактики вполне могут рассматриваться в качестве основы проявления активности сторон с целью убеждения. Криминалисты делят принципы на общие (характерные для всех наук или групп смежных с криминалистикой наук), частные (которые носят общий характер для всей науки криминалистки в целом) и специальные (относящиеся к одной части криминалистики или отдельным ее проблемам) [7, с. 31].
Однако, поскольку судья в силу своих профессиональных качеств наделен критическим мышлением, какими бы выразительными изречениями стороны не убеждали суд, главное для суда – содержание и качество исследуемых и оцениваемых доказательств по делу. Однако современные ученые речевое воздействие в суде видят в качестве основополагающих тактических приемов уголовного судопроизводства.
Так, достаточно познавательной представляется точка зрения О. С. Иссерса, который классифицирует речевую тактику и стратегию на основные и вспомогательные. Применительно к теме исследования основные представляют наибольший интерес на судебных стадиях судоговорения, они непосредственно направлены на оппонента. Вспомогательные предназначены для эффективной реализации основных. В свою очередь две данные группы воплощаются в процессе коммуникации посредством более узких подвидов. В частности, к основным стратегиям относятся семантические (когнитивные). К вспомогательным относятся прагматические в виде эмоционально настраивающих тактик, например, похвалы, комплиментов: они диалоговые и риторические [13].
Формирование убеждения основывается на конфронтации сторон, аргументация выступает стилем поведения. Аргументация должна формироваться на стратегии объективности и соблюдения норм УПК РФ. Целью тактики аргументации является достижение речевой коммуникации, взаимопонимания в виде конструктивного диалога как совокупности актов речевого общения в суде. Отметим, что наиболее активное проявление речевого взаимодействия имеет место в прениях и репликах сторон, в процессе которых стороны выступают в суде с речами на основе критически исследованных, проверенных и оцененных доказательств. Одним из основных признаков такой аргументации является рациональность.
Представляют интерес примеры, подчерпнутые из классической научной литературы. Так, в работах известного судебного деятеля А. Ф. Кони приводится, казалось бы, на первый взгляд, безынтересная тактика «комплимент», но в тоже время она была вполне результативная. Так называемый «комплимент» был адресован к присяжным заседателям. Его тактическое содержание заключалось в подчеркивании резонансности факта, по которому был инициирован ход уголовного дела, подсудного суду присяжным, в связи с чем актуализировалась, возносилась значительная роль в исходе дела, в вердикте лиц, избранных для того, чтобы вершить правосудие.
Можно обратиться и к тактике, которая именовалась «возложение ответственности». Она очень схожа с тактикой «комплимента» и заключалась в возведении роли присяжных к вершине судопроизводственной деятельности, в условиях которой судьбы подсудимых всецело отдавались внутреннему убеждению присяжных.
Данные тактические приемы, разумеется, могут быть полезны для более благоприятного настроя присяжных, но они не должны исключать критическое мышление взрослого человека, которому государством вверено вершить правосудие.
Из воспоминаний российского оратора Ф. Н. Плевако можно выделить тактику, направленную на «утрирование». Современные авторы полагают, что «утрирование» отдельных фактов по делу может послужить в судоговорении неплохим способом максимального привлечения внимания судьи, присяжных и удержания его для того, чтобы адресанты могли воспринять предмет исследования по уголовному делу возможно с иной стороны, непредсказуемой для воспринимающих. Такой неожиданный подход к делу потенциально реализуем в суде присяжных и направлен на пересмотр вопроса отношения к виновности или невиновности подсудимого [1, с. 103].
Однако убеждение присяжных и убежденность профессионального судьи, прокурора, профессионального защитника не так просты, как кажется. В связи с чем А. Ф. Лубин предлагает тактические приемы рассматривать в аспекте субъектной направленности. В зависимости от того, на кого направлен вектор убеждения, судоговорения и оппонирования, от этого и зависит способ, методика, средства аргументации. Однако тактика аргументации не может быть самопроизвольной – убеждение может быть основано на использовании доказательств как аргументов только в свете соответствия нормам УПК РФ. Особое значение имеет их достоверность и достаточность.
В частности, А. Ф. Лубин полагает: «…во-первых, в роли аргумента может выступать только то доказательство, достоверность которого может быть установлена любой из сторон процесса или судом; во-вторых, аргументы-доказательства должны быть достаточными для выведения умозаключения; в-третьих, между аргументами-доказательствами не должно быть противоречий; в-четвертых, достоверность аргумента доказательства должна быть установлена независимо от доказательственного факта» [18, с. 48–51].
Однако, анализируя действующий УПК РФ, мы не встретим такое понятие, как факт: под доказательствами понимаются сведения, но даже просто в обычном общетеоретическом значении видение А. Ф. Лубиным, что такое «доказательственный факт», не в полной мере тождественно нашему взгляду. Думается, в свете теории доказательств факт остается фактом, независимо от того, что законодатель придерживается иной позиции, что такое доказательство. В свете теории доказательств имеет место такое понятие, как «главный факт», к которому относится предмет доказывания. По нашему мнению, главный факт имеет значение ключевых доказательств, на содержании которых формируются основные тактические приемы аргументации.
Но в уголовном судопроизводстве достаточно активно применяется тактика «деконструкции». Возможно, она является не в полной мере корректной, но в суде применяется дискредитация тактики и выбранной стратегии противоположной стороны. Например, в процессе «деконструкции» для того, чтобы аргументация менее убеждающе воздействовала на суд, могут быть подвергнуты недоверию ранее данные показания участников, выступающих в суде в пользу противоположной стороны, может быть приведено обоснование недопустимости или недостоверности их показаний. Или же, например, может быть поставлен вопрос о не полной компетентности тех лиц, которые владеют специальными познаниями, а к материалам уголовного дела приобщены их заключения, показания.
Сторонами используется тактика «интерпретации». «Интерпретация» имеет своей целью представить сведения по уголовному делу в другом ракурсе, например, чтобы в глазах судьи значение и убедительность конкретных доказательств была нивелирована, тогда как наиболее полезные доказательства нивелирующей стороны могут быть представлены в преувеличенном значении, может быть подчеркнута их большая процессуальная сила на фоне тех, которым придана меньшая значимость [20, с. 65].
Анализируя судебные речи современных адвокатов, подчеркнем немаловажную роль тактики признания доказательств недостаточными для вынесения обвинительного приговора. В такой ситуации профессиональному адвокату необходимо наиболее доходчиво представить в суде аргументы своей позиции. Умение тактически донести до суда умозаключения недостаточности доказательств должно сопровождаться профессиональной речевой культурой, которая является показателем речевого мастерства. В профессиональных качествах судебного оратора имеет важное значение способность просто (учитывая, к примеру, что среди присяжных заседателей обычные люди), ясно, планомерно, с логикой и убедительностью преподносить свои мысли. Приведем в качестве примера участие современного защитника-адвоката подсудимого в суде присяжных Ю. В. Стрелковой: «Что мы имеем: есть ряд версий, что могло произойти с потерпевшим, при каких обстоятельствах он получил переломы ребер. И самой слабой из этих версий нам видится именно версия обвинения, связывающая эти травмы с нашим подзащитным. Почему она самая слабая? Мы рассуждаем так: нет ни одного доказательства, которое позволило бы нам уверенно сказать, что, например, А. точно не причинял вреда потерпевшему, что никто не причинил ему вреда уже позже на улице. Чтобы мы могли сказать об этих версиях “нет, это совершенно исключено”! А вот для версии обвинения такие доказательства, которые ее полностью опровергают, есть. Давайте их вспомним…»[1]. Посредством тактически грамотного и доступного для восприятия анализа доказательств по делу адвокат добилась вынесения единодушного оправдательного вердикта.
В данной ситуации мы видим воплощение в жизни вполне справедливых рекомендаций Н. Н. Ивакиной: «Важно передать информацию не только грамотно, но и экспрессивно; не штампованными, надоевшими словами, а по-своему, самобытно, индивидуализировано. Речевое мастерство включает в себя умение найти наиболее точное, значит, наиболее подходящее для конкретной ситуации и стилистически оправданное средство языка. Речевое искусство предполагает и умение пользоваться риторическими приемами, способствующими эмоциональному, психологическому воздействию» [12].
Продемонстрируем пример защитительной речи С. А. Насонова, когда по уголовному делу два свидетеля дали абсолютно разные показания, и эти противоречия следствием не были устранены. Обратим внимание, как тонко адвокат акцентирует внимание на ключевых моментах и призывает присяжных заседателей задуматься, чем вызывает ответную реакцию: «Это не случайные свидетели, которые безразличны к тому, чем окончится этот процесс. А. своими показаниями защищает сам себя, поскольку по показаниям нашего подзащитного именно А. бил М. тростью Д. – какой у нее интерес к исходу дела? Вспомните начало ее показаний, где, отвечая на вопрос судьи “кем он вам приходится?”, она сказала о нашем подзащитном: “он никем не приходится, это мой бывший сожитель”. К. в своих показаниях сказал нам, что у нее есть причины его оговаривать и лежат эти причины в личном. У самого К., очевидно, тоже есть интерес: судят его, и отвечать, за то, что он не совершал, ему, естественно, не хочется.
Каждый из этих троих рассказал свою собственную историю произошедшего, радикально отличающуюся от других. И возникает сложный вопрос: как же определить, какая из этих трех картин описанного события, какая из этих историй достоверная, правдивая?
Я предлагаю воспользоваться двумя инструментами: доказательствами, которые мы исследовали, и здравым смыслом. Давайте применим эти средства к каждой из этих историй и посмотрим, что получается…»[2].
Так мы понимаем: в реализации тактических приемов сторон в процессе прений сторон, при зачитывании речей, суд формирует свое убеждение, в первую очередь исходя из качества тех доказательств, которыми оперирует адвокат. От степени утвердительности доказательств зависит степень убежденности суда. «Система доказательств, – как отмечал А. А. Хмыров, – должна обладать достаточной надёжностью – способностью не просто достоверно устанавливать фактические обстоятельства дела, но и делать это с известным “запасом прочности”». В свете этого упоминание “достаточно полного установления обстоятельств” может считаться вполне корректной фактической ссылкой на необходимость исчерпания именно пределов доказывания» [3].
Проанализировав судебную практику, мы можем предложить свои пожелания в свете применения тактических приемов в процессе аргументации: оперировать нужно правдивой информацией, приводить доводы следует прямолинейно и доходчиво до восприятия участников судебного процесса. В процессе изложения своей позиции в прениях сторон следует строить тактическую комбинацию, которая наиболее воздействующе повлияет на судейское усмотрение. Тактические приемы аргументации видятся в качестве эффективных способов убеждения посредством представления доказательств. К примеру, с целью наибольшего убеждения в процессе судебной речи можно вернуться несколько раз к ключевому доказательству, чем осуществить акцентуацию на уровне внутреннего убеждения судьи, с целью наибольшего обращения внимания к определенному источнику доказательств. Выступления сторон должны сопровождаться эстетичным поведением и культурой речи в свете уважения чести и достоинства личности.
В заключение следует подчеркнуть, что тактическое искусство профессиональных участников уголовного судопроизводства со стороны защиты и стороны обвинения видится в средствах убеждения судьи. Итоговая речь в прениях сторон является показателем качества исследования и оценки доказательств в ходе судебного следствия. Речь защитника и речь государственного обвинителя являются своего рода диалогом, под которым понимают «процесс коммуникативного взаимодействия с наличием двух центров культурной информации, нацеленный на развитие этих центров и самого процесса их взаимодействия» [23, с. 41]. В данном определении ключевым фактором видится взаимодействие сторон. Понимая, что стороны процесса являются противоположными, данное обстоятельство не исключает фактора единства интересов в целях реализации принципа законности во благо справедливого и объективного приговора.
