Теоретические вопросы, относящиеся к определению имущества как предмета преступления, достаточно многогранны и уже достаточно всесторонне и детально подвергались анализу в научных трудах, как в области уголовного права, так и гражданского [4; 5; 11; 14; 16].
Однако, несмотря на скрупулёзный анализ характеристик имущества в рамках объекта преступного посягательства, жизненные реалии, определяемые особенностями развития экономических отношений на том или ином этапе существования общества, порождают все новые дилеммы при квалификации, особенно в свете реформирования правового регулирования отношений собственности.
Солидарны с мнением профессора Н. А. Лопашенко о том, что собственность в гражданско-правовом смысле имеет экономическое и правовое содержание, оба из которых взаимосвязаны и разрывать их можно только искусственно [8].
В контексте этого обоснованно привести и суждение профессора Е. А. Суханова о методологической необоснованности смешения экономических и юридических подходов в изучении имущественных отношений, что препятствует адекватному развитию гражданского законодательства и правоприменительной практики. Ученый справедливо утверждает, что от «цивилистики требуется четкая юридическая квалификация постоянно развивающихся имущественных отношений, а при выявленной необходимости – создание новых гражданско-правовых режимов, соответствующих экономическому существу анализируемых явлений» [13, с. 93].
Поскольку цели у экономического и гражданско-правового регулирования отношений собственности имеют кардинальные отличия, следует отметить, что игнорирование именно правового аспекта в характеристике собственности влияет на правоприменительную практику, а в контексте исследованных авторами проблем – на вопросы квалификации правоприменителем имущества как предмета преступления.
В современных исследованиях, посвященных преступлениям против собственности, предлагается достаточно широкое определение предмета таких преступных посягательств, путем включения в него как имущества, так и имущественных выгод и преимуществ (скидки, рассрочки, отсрочки, снижение платежей, прощение долга и т. п.) [3, с. 77–78].
С последним сложно согласиться в силу определенного в ст. 128 ГК РФ гражданско-правового перечня объектов гражданских прав, а также спорности смешения с имущественными выгодами результатов работ и оказания услуг.
Кроме этого, в ряде случае при совершении преступлений в сфере экономической деятельности (глава 22 УК РФ), имеет место воздействие на объекты гражданских прав с целью получения имущественной выгоды: например, принуждение к сделке или к отказу от ее совершения (ст. 179 УК РФ); организация деятельности по привлечению денежных средств и (или) иного имущества (ст. 172.2 УК РФ); незаконное осуществление деятельности по возврату просроченной задолженности физических лиц (ст. 172.4 УК РФ) и т. д.
Полагаем, что для единообразия правоприменительной практики обоснованно вести речь о предмете преступлений против собственности в контексте положений гражданского законодательства, регламентирующего как объекты таких правоотношений, так и право собственности и иные вещные права, а также и обязательственные правоотношения.
Вследствие этого отметим, что структура объекта преступлений главы 21 УК РФ существенно шире отношений собственности, что позволяет научной общественности при анализе составов преступлений этой главы говорить об имущественных преступлениях.
К объектам гражданских прав относятся не только вещи, но и иное имущество, в том числе имущественные права (ст. 128 ГК РФ). При этом имущество может находиться на праве собственности как у одного лица, так и двух или нескольких. В последнем случае следует говорить об институте общей собственности (п. 1 ст. 244 ГК РФ).
При этом законодательно установлено, что имущество может находиться в общей собственности с определением доли каждого (долевая собственность) или без определения таких долей (совместная собственность) (п. 2 ст. 244 ГК РФ).
Правовое регулирование общей собственности через призму доминирования гражданско-правового подхода, исходящего из цели социально справедливого результата [13, с. 88], ставит ряд вопросов при совершении общественно опасного посягательства со стороны одного из участников общей собственности на имущество, находящееся также в собственности и у других участников.
Профессор С. С. Алексеев в исследовании, посвященном праву собственности, указывает: «Собственность по самой сути складывающихся отношений – это и право собственности. Собственность «без права на нее» и вообще без права, как общецивилизационной категории, теряет какой-либо смысл и основы своего существования. В связи с этим наряду с исходными составляющими (вещи, полное обладание ими, отношение к вещам как к своим) существует еще одно, не менее значимое начало собственности – ее правовая составляющая» [2, с. 28].
В целом право собственности – это свобода индивидов и других субъектов социальной жизни, причем свобода в ее адекватной правовой форме [10, с. 28].
Сущность собственности – свобода как основное качество личности в ее активных, созидательных формах, которая предоставлена и ограниченна нормами права [1, с. 119].
Во взаимосвязи с изложенным и возникает вопрос о правомерности либо отсутствии таковой при нарушении пределов свободы участников общей собственности вследствие посягательства на имущество со стороны последних. Представляется, что именно гражданско-правовые механизмы регулирования права собственности позволяют установить правила квалификации в случае противоправности такого посягательства.
В. А. Лаптевым отмечается, что общее имущество встречается во многих сферах общественных отношений, поскольку может рассматриваться в различных значениях: от общего имущества в совместной собственности супругов до общего имущества как неделимой вещи в собственности нескольких лиц [7, с. 11–12].
Практически во всех перечисленных случаях общее имущество обозначает принадлежность объекта права некоему гражданско-правовому сообществу [6].
Обязательным признаком преступлений против собственности выступает такой предмет, который законодательно определен как чужое имущество. Спорные вопросы квалификации в ситуации установления режима общей собственности на предмет посягательства и будут рассмотрены авторами далее.
Прежде всего, следует определиться с такой характеристикой «чужого» имущества, как предмета преступлений против собственности.
Этому вопросу всегда уделялось немало внимания в юридической литературе, и традиционно оно определяется как имущество, не принадлежащее виновному на праве собственности или ином праве законного владения.
При таком понимании не всегда ясен вопрос с квалификацией в случае, если имеет место совместная собственность, при которой отсутствует определение долей каждого в праве общей собственности, что применительно к имуществу означает, что не определено, какое именно конкретно имущество или доля в имуществе принадлежит определенному собственнику.
Дискуссионность квалификации возникает и при долевой собственности, если доля не выделена в натуре, участники такой общей собственности не достигли соглашения об определении долей и при этом также отсутствует судебное решение по такому вопросу.
По ГК РФ априори, если доли участников долевой собственности не могут быть определены на основании закона и не установлены соглашением всех ее участников, доли считаются равными (п. 1 ст. 245 ГК РФ).
В отношении недвижимого имущества оговорено, что доля в праве общей собственности на общее имущество, принадлежащая собственнику одной недвижимой вещи, пропорциональна площади принадлежащей ему соответствующей недвижимой вещи, если иное не установлено законом, и следует судьбе права собственности на недвижимую вещь, не может быть выделена в натуре и не может быть отчуждена отдельно от права собственности на недвижимую вещь (п. 1, 2 ст. 259.2 ГК РФ).
Режим общей совместной собственности определяется согласно Семейному кодексу РФ или Федеральному закону от 11 июня 2003 г. № 74-ФЗ «О крестьянском (фермерском) хозяйстве»[1].
Нередко в правоприменительной практике возникает вопрос о квалификации поведения одного из супругов, который совершил действия в отношении имущества, принадлежащего супругам на праве общей совместной собственности.
Определению содержания и правовой регламентации такого имущества посвящены нормы главы 7 СК РФ и раздела II ГК РФ (применение последних установлено в ст. 4 СК РФ).
Внешне достаточно понятно определение имущества, принадлежащего супругам на праве совместной собственности, в отношении которого каждый из них по их обоюдному согласию свободно осуществляет правомочия по владению, пользованию и распоряжению (п. 1 ст. 35 СК РФ).
При совершении одним из супругов сделки по распоряжению общим имуществом супругов предполагается, что он действует с согласия другого супруга (п. 2 ст. 35 СК РФ).
Вместе с тем, следует учитывать как то, что законный режим имущества супругов имеет место с момента регистрации брака, так и то, что имущество приобретается в период фактически существующих семейных отношений при ведении супругами общего хозяйства.
Если же таковое прекращено, но брак не расторгнут, то суд в соответствии с п. 4 ст. 38 СК РФ, может признать имущество, нажитое каждым из супругов в период их раздельного проживания при прекращении семейных отношений, собственностью каждого из них.
Как видно из буквального толкования положений ст. 38 СК РФ, а также соответствующих им разъяснений, изложенных в абз. 2 п. 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 ноября 1998 г. № 15 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака»[2], только в компетенции суда определить гражданско-правовой статус имущества.
В таком случае представляет интерес ситуация, когда приговором Зареченского городского суда Пензенской области от 15 сентября 2021 г. 40-летний житель Шемышейского района признан виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ при следующих обстоятельствах.
Будучи в нетрезвом состоянии, он управлял автомобилем, приобретенном женой в кредит, задержан сотрудниками ГИБДД. Автомобиль помещен на штрафстоянку.
После того, как супруга в присутствии мужа оплатила все расходы по хранению, у последнего возник умысел на использование денег супруги в личных целях, для чего он, когда они находились дома, силой вырвал у нее сумку и взял из нее деньги в размере 28 тыс. руб.
Содеянное мужем было квалифицировано как открытое хищение чужого имущества с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья. Апелляционная жалоба на данный приговор оставлена без удовлетворения[3].
Судом было учтено, что супруги уже несколько месяцев вместе не проживали.
Однако полагаем, что возникает некоторое сомнение в том, что умыслом виновного охватывалось хищение именно чужого имущества, поскольку доходы, полученные во время брака (за исключением выплат, имеющих специального целевое назначение) признаются общим имуществом супругов (п. 2 ст. 34 СК РФ). Кроме этого, если нет фактических семейных отношений, то возникает закономерный вопрос: почему супруг управлял автомобилем, приобретенным женой, и находился с ней в одной квартире. В приговоре также отмечено, что впоследствии муж возместил все изъятые у жены денежные средства.
В контексте изложенного следует обратиться к разъяснениям, изложенным в п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»[4] о том, что не образуют состава кражи или грабежа противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом не с корыстной целью, а, например, с целью его временного использования с последующим возвращением собственнику либо в связи с предполагаемым правом на это имущество.
Аналогичное положение по квалификации изъятия имущества, в отношении которого у лица есть действительное ли предполагаемое право, содержится и в п. 26 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате»[5].
В п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 декабря 2015 г. № 56 «О судебной практике по делам о вымогательстве (статья 163 Уголовного кодекса Российской Федерации)»[6] отмечается, что, если требование передачи имущества или права на имущество или совершения других действий имущественного характера является правомерным, …, то такие действия не влекут уголовную ответственность за вымогательство.
Справедливо утверждение В. В. Хилюты о том, что «наличие на стороне лица, завладевающего имуществом действительного или предполагаемого права на это имущество, может свидетельствовать, что предметом хищения (для спорящих сторон) не может быть спорное имущество до разрешения конфликта судом. При этом правовая оценка действий супругов будет каждый раз меняться в зависимости от того, являлось ли имущество, ставшее предметом посягательства, общей или раздельной собственностью» [15, с. 176].
Полагаем, что только всесторонняя совокупность фактических обстоятельств позволяет правильно применить правовые рамки регулирования совместного имущества супругов и определить, было ли у лица действительное или предполагаемое право на изымаемое у супруги имущество.
Приведем позицию Верховного Суда РФ, высказанную в Определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 12 декабря 2023 г. № 41-УД23-31К4[7], согласно которой в основу отмены приговора и непризнания содеянного хищением чужого имущества путем обмана, был положен факт установления в отношениях между потерпевшей и осужденным фактических брачных отношений и указано на то, что фактически автомобиль из круга семьи, а соответственно из владения и пользования осужденного, не выбывал, продолжал находиться в совместном семейной бизнесе, то есть не являлся для него чужим имуществом.
Этот пример выступает своего рода прецедентом: по мнению высшего судебного органа РФ, фактические брачные отношения при определенных обстоятельствах и наличии ведения совместного хозяйства, а также учете владения и пользования имуществом, приобретенным в такой период, следует приравнивать к отношениям в браке и, соответственно, распространять на него правовой режим имущества супругов.
В выводах Верховного Суда РФ по приведенному делу указано и на то, что после распада семейных отношений осужденный, с учетом ранее имевших событий, их взаимоотношений с потерпевшей, предполагал свое преимущественное право на спорный автомобиль. При этом взаимоотношения как личного характера, так и при ведении совместного бизнеса, имеют существенное значение для правильной юридической оценки действий виновного, для выводов о наличии или отсутствии состава инкриминируемого преступления.
Соответственно, при определении чужого имущества следует акцентировать внимание не на том, на кого зарегистрировано имущество, и кто является, согласно ГК РФ, его собственником, а на том, на каких правах лицо владеет и пользуется имуществом.
Таким образом, судебная практика создает новые модели гражданско-правового регулирования отношений собственности.
Существует проблематичность и в определении имущества чужим при признании брака недействительным. Отметим, что, если в 2016 г. в РФ было признано недействительными только 37 браков[8], то по итогам 2022 г. уже 998[9], а в 2023 г. – 779[10]. В связи с чем можно предположить, что количество имущественных споров между бывшими супругами возрастает.
Следует помнить положения п. 2 ст. 30 СК РФ о том, что к имуществу, приобретенному совместно лицами, брак которых признан недействительным, применяются положения ГК РФ о долевой собственности.
При этом для добросовестного супруга суд в отношении имущества, приобретенного совместно до момента признания брака недействительным, вправе применить положения, установленные для режима совместной собственности.
Следовательно, даже если брак признается недействительным, то в отношении имущества, приобретенного в таком браке, у каждого из супругов можно установить действительное или предполагаемое право на это имущество в рамках либо долевой собственности, либо совместной, что существенно влияет на квалификацию действий по изъятию такого имущества одним из супругов у другого при признании брака недействительным.
В свете развития малого и среднего бизнеса в России достаточно много юридических лиц (особенно в форме общества с ограниченной ответственностью) регистрируются одним из супругов в период брака.
При этом нередки ситуации, когда другой супруг полагает, что имеет право на имущество такого юридического лица и совершает действия по его изъятию.
Соответственно, в таком случае возникает вопрос о возможности квалификации содеянного как хищения либо все же речь идет о семейных или гражданско-правовых отношениях?
Положения российского законодательства свидетельствуют, что согласно ст. 48, 66, 87, 209 ГК РФ имущество, стоящее на балансе юридического лица, является собственностью последнего.
Супруг участника общества, являющийся сособственником доли общества в силу статьи 34 СК РФ, должен рассматриваться по отношению к самому обществу как третье лицо, а не как его участник. Таким образом, при рассмотрении вопроса о возможности перехода доли общества к супругу, не являющемуся участником общества, необходимо учитывать требования, установленные Федеральным законом от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»[11] (далее – ФЗ № 14) и Уставом общества для третьих лиц.
Кроме того, супруг участника общества с ограниченной ответственностью, получив в совместную супружескую собственность долю общества, приобретает имущественные права, а не права участника общества [12, с. 96].
Пунктом 2 статьи 21 ФЗ № 14 определено, что, если отчуждение доли общества третьим лицам не запрещено уставом общества, оно возможно лишь при соблюдении требований, установленных Федеральным законом и уставом общества, например, требования о получении согласия участников общества на переход доли общества к третьему лицу (п. 10 ст. 21 ФЗ № 14).
В соответствии с статьями 8 и 32 ФЗ № 14 доля в уставном капитале общества наделяет ее обладателя рядом прав имущественного и корпоративного характера. Однако в случае приобретения доли общества в совместную собственность супругов (статья 34 СК РФ), корпоративными правами обладает только тот супруг, который является участником общества.
Таким образом, из анализа взаимосвязи положений ГК РФ и ФЗ № 14 однозначно следует, что имущество ООО не может быть признано совместным имуществом супругов.
Соответственно, противоправное завладение виновным в свою пользу имуществом организации, в отношении которой он является третьим лицом, следует квалифицировать как хищение.
При разделе совместного имущества супругами в случае приобретения одним из них доли в уставном капитале и статуса соучредителя, действия последнего по изъятию имущества коммерческого корпоративного лица, принадлежащего на праве собственности хозяйственному товариществу или обществу, также образуют состав хищения, поскольку для лица имущество юридического лица является чужим.
Еще одним, спорным вопросом квалификации, связанном с имуществом при совместной собственности супругов, является ситуация, когда на фоне неприязненных отношений между супругами один из них уничтожает или повреждает такое имущество.
Так, Ачинским городским судом Красноярского края вынесен обвинительный приговор по ч. 3 ст. 30 УК РФ и ч. 2 ст. 167 УК РФ мужчине, который поджёг автомобиль своей жены в связи с выяснением личных отношений после расставания[12].
Преступление было совершено при следующих обстоятельствах.
Супруг на мопеде приехал к припаркованному во дворе жилого микрорайона транспортному средств «Chery», облил лобовое стекло горючей жидкостью и поджог автомобиль.
Своевременно прибывшие пожарные потушили огонь. Причиненный материальный ущерб составил свыше 216 тыс. руб.
В приведенном примере представляет интерес для квалификации такой признак объективной стороны, как общественно опасные последствия.
Согласно п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 5 июня 2002 г. № 14 «О судебной практике по делам о нарушении правил пожарной безопасности, уничтожении или повреждении имущества путем поджога либо в результате неосторожного обращения с огнем»[13] (далее – постановление Пленума ВС РФ № 14), если в результате указанных действий предусмотренные законом последствия не наступили по причинам, не зависящим от воли виновного, то содеянное при наличии у него умысла на причинение значительного ущерба должно рассматриваться как покушение на умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества (ч. 3 ст. 30 и ч. 2 ст. 167 УК РФ).
По факту содеянного причинен значительный ущерб путем поджога. Соответственно, по нашему мнению, представляется спорной квалификация действий виновного супруга, как неоконченное преступление в форме покушения, поскольку независимо от своевременных действий сотрудников МЧС России в фактически совершенном усматриваются все признаки умышленного путем поджога повреждения чужого имущества, причинившего значительный ущерб.
Вторым вопросом выступает предмет преступного посягательства, в качестве которого должно быть установлено именно чужое имущество.
Статьями 167 и 168 УК РФ установлена уголовная ответственность за уничтожение или повреждение чужого имущества в зависимости от формы вины. Предметом этих преступлений является чужое имущество.
Согласно п. 8 постановления Пленума ВС РФ № 14, если вследствие действий виновного пострадало и имущество, находящееся в совместной собственности виновного, то содеянное следует квалифицировать, при наличии всех признаков соответствующего состава преступления, по ст. 167 или 168 УК РФ.
Важным при этом является то, что из причиненного вследствие уничтожения или повреждения ущерба должна быть исключена стоимость имущества, принадлежащего виновнику пожара.
Если законом или соглашением супругов не определены доли в совместно нажитом имуществе, то при разделе они предполагаются равными.
Однако если один из супругов докажет, что поврежденное им имущество является, согласно правилам, установленным СК РФ и ГК РФ, лично его имуществом, то, соответственно, уголовная ответственность по ст. 167, 168 УК РФ исключается, поскольку нет предмета преступного посягательства.
Аналогично решается вопрос не только в случаях с поджогами или пожарами в отношении совместного имущества, но и с умышленным повреждением одним из супругов имущества, например, в ходе ссоры на бытовой почве или из ревности и т. п.
Если повреждается часть имущества, то практически невозможно установить кому принадлежит эта часть, соответственно, возникают проблемы определения предмета преступного посягательства.
Но если один из супругов уничтожит или повредит вещи индивидуального пользования (одежда, обувь и другие), за исключением драгоценностей и других предметов роскоши, то при условии значительности причиненного ущерба однозначно следует вести речь о квалификации его действий по ст. 167 УК РФ, поскольку в соответствии с п. 2 ст. 36 СК РФ такое имущество относится к личному имуществу супругов.
Рассматриваемые варианты квалификации имеют актуальное приложение и к действиям бывших супругов, так как расторжение брака не прекращает режима совместной собственности на имущество, приобретенное во время брака, за исключением случаев, когда законный режим был изменен на договорный, или имущество после брака было разделено по нотариально удостоверенному соглашению или в результате решения суда.
Следует остановиться и на еще одном важном моменте, который необходимо учитывать при квалификации посягательства на имущество, выступающее объектом общей совместной собственности. Речь идет о том, что пунктом 2 ст. 35 СК РФ презюмируется согласие каждого из супругов на совершение сделки другим супругом (что особенно актуально при установлении предмета таких форм хищения, как присвоение и растрата, которым может выступать только чужое имущество, вверенное виновному).
В п. 2 ст. 252 ГК РФ также определено, что изначально предполагается согласие всех участников на распоряжение имуществом, находящимся в совместной собственности, независимо от того, кем из участников совершается сделка по распоряжению имуществом.
Вследствие этого обоснованно говорить о том, что отсутствует предмет преступления против собственности в случае распоряжения путем совершения сделки совместно нажитым имуществом, если между супругами отсутствует договорная основа по установлению порядка осуществления таких правомочий.
При этом отсутствие согласия на распоряжение имуществом, находящимся в совместной собственности, устанавливается только в судебном порядке в случае оспаривания совершенной сделки одним из участников такой собственности (п. 3 ст. 252 ГК РФ). Признание такой сделки недействительной возможно только в случае, если доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об отсутствии соответствующих полномочий у участника совместной собственности.
Отметим, что еще около ста лет назад специалисты указывали на то, что деяния, направленные на собственные блага, не имеют противоправного характера и не наказуемы. Это обычно прямо вытекает из постановлений закона, устанавливающих запрет посягательства для других лиц, но не для самого субъекта интереса: так, запрещается повреждение или уничтожение чужого имущества, a не своего; хищение логически мыслимо только в отношении чужого имущества [9, с. 98–99].
Поскольку субъекту принадлежит исключительное господство над благом, постольку он может отказаться от этого блага, и, так как оно защищается правом в таких случаях только в интересах данного лица, последнее своим отказом лишает благо правовой защиты, и поэтому оно не может быть объектом противоправного посягательства. В таких пределах это так называемое согласие потерпевшего (хотя это неточно: потерпевшего на самом деле нег) исключает противоправность и наказуемость деяния (volenti non fit injuria): так, немыслимы похищение или присвоение с согласия собственника. Действие против воли интересанта существенно для этих и ряда подобных преступлений: отсутствие согласия есть признак их состава.
Однако для некоторых преступлений против собственности (например, мошенничества), напротив, согласие не играет роли, поскольку получено вследствие обмана или злоупотребления доверием.
В таком случае полагаем, что если один из участников общей собственности таким путем получает согласие другого супруга на распоряжение совместно нажитым имуществом, то, возможно, имеет место хищение последнего независимо от согласия.
Однако, как уже отмечалось выше, в соответствии с положениями СК РФ и ГК РФ о согласии участников совместной собственности, оно и так предполагается.
Таким образом, речь о мошенничестве можно вести только в случае, если имело место нотариально удостоверенное соглашение (брачный договор), устанавливающее порядок распоряжения имуществом, находящимся в совместной собственности.
В противном случае содеянное переходит в разряд гражданско-правовых отношений и нет речи даже о самоуправстве (естественно, в случае обмана или злоупотребления доверием, а не насилия).
Таким образом, при посягательствах на собственные блага (к коим следует относить и имущество, находящееся в совместной собственности при условиях, как уже отмечалось, отсутствия договорного режима) проблема сводится к определению истинного объекта посягательства и объема полномочий, принадлежащих в отношении блага лицу, совершающему посягательство.
В заключение отметим, что в целом вопрос квалификации преступных посягательств со стороны одного из участников общей собственности на имущество, выступающее объектом такой собственности, может быть решен на основании комплексного анализа и толкования положений не только уголовного законодательства, но и других отраслей права, в частности, гражданского и семейного, a de lege ferenda имеют значение все те соображения, которыми определяется криминализация отдельных деяний. Кроме этого, важно учитывать разъяснения и рекомендации судебных органов при определении имущества, находящегося в общей собственности.
