Как и другие отрасли права, уголовный процесс постоянно изменяется. Взгляд как в отдаленное, так и недавнее прошлое позволяет говорить о том, что чем интенсивнее становится общественная и политическая жизнь, тем больше поправок вносится в уголовно-процессуальный закон. Эта связь закона и истории была отмечена еще Я. Гриммом, который описывал право как нечто, существующее вне истории и одновременно произрастающее из отдельных событий последней [8, S. 26].
В большинстве случаев реформы процессуального закона представляют собой переработку, добавление или устранение отдельных процессуальных институтов или частностей, либо расширение или сокращение уже существующих процессуальных режимов и вариаций. Дьявол, однако, кроется в деталях. Хотя суть и модель уголовного процесса при реализации таких реформ могут формально оставаться прежними, громада мелких исключений, упрощений и акцентов способна полностью исказить уголовно-процессуальное право, превратив его в инструмент репрессий.
Именно это произошло с немецким уголовным процессом в период власти национал-социалистов. В 1934 году в Уголовно-процессуальный кодекс Германии (далее по тексту – УПК) были внесены поправки, направленные на расширение случаев использования упрощенных форм производства: ускоренного и заочного. Тогда же был принят Закон «О борьбе с опасными и закоренелыми преступниками и о мерах защиты от них и их исправления» (Das Gesetz gegen gefährliche Gewohnheitsverbrecher und über Maßregeln der Sicherung und Besserung), который ввел в уголовный процесс фигуру эксперта (§§ 80а, 81а и 81b), видоизменил институт присяги свидетелей и упростил процедуру передачи и вручения процессуальных документов и судебных повесток. В 1935 году был отменен запрет поворота к худшему при обжаловании осужденным приговора и установлен противоположный принцип reformatio in peius. Кроме этого, был расширен список оснований для задержания: к нему добавились опасность повторения преступного деяния и возбуждение общественных волнений.
Эти точечные изменения в ключевых опорных местах уголовно-процессуального конструкта, вкупе с учреждением специализированных военных и политических судов, подействовали как заряды динамита, заложенные в опоры моста: законность и верховенство права были подорваны, процессуальное право превратилось в полицейский закон.
И этом при том, что нацистами так и не был реализован проект масштабной реформы, зревшей в недрах Рейхминистерства юстиции с самого момента установления диктатуры. Проект предполагал увеличение полномочий председательствующего при коллегиальном рассмотрении уголовного дела, отменял частное обвинение, заменяя его упрощенным производством у мирового судьи. Проект также отменял процедуры обжалования для приговоров высших земельных судов, вынесенных ими в качестве судов первой инстанции, а также решений Народной судебной палаты и уголовного сената Имперского суда (высшего судебного органа гитлеровской Германии).
Как писал министр юстиции Ф. Гюртнер, в основу проекта реформы была положена идея превалирования интересов нации как ключевого принципа, которым следует руководствоваться судье при принятии судебного решения [9, S. 14]. Доработке этой реформы помешала война, которая, тем не менее, претворила в жизнь многие положения проекта в более грубой, утилитарной форме. В 1942 году Указом фюрера «Об упрощении отправления правосудия» (Über die Vereinfachung der Rechtspflege) были расширены полномочия окружных судей, установлена возможность проведения основного заседания без участия прокурора и увеличено количество случаев проведения суда в отсутствие обвиняемого. В 1943 году приведение свидетелей к присяге стало факультативным, оставленным на усмотрение суда. К 1944 году прокуратура получила возможность самостоятельно избирать подсудность и пределы наказания, отдавать приказы об арестах, завершать следствие без судебного контроля, возбуждать уголовные дела, обжаловать вступившие в силу приговоры по собственному усмотрению [17, S. 256]. На фоне этих изменений постоянно сокращались штаты судов и ограничивалось судебное усмотрение [2, с. 193]. Таким образом, нацистский период развития уголовного процесса охарактеризовался его регрессом и превращением в инструмент идеологической борьбы.
Окончание Второй мировой войны и последующее разделение Германии на ФРГ и ГДР оказали существенное влияние на развитие немецкого уголовного процесса. Его денацификация и параллельное существование западной и социалистической версий смешанной уголовно-процессуальной модели представляют особый интерес для истории права, однако, к сожалению, недостаточно подробно освещены в отечественной научной литературе. Цель настоящей статьи заключается в анализе денацификации немецкого уголовного процесса, выявлении общих и отличительных черт развития немецкого уголовно-процессуального права в ФРГ и ГДР, а также определении этапов формирования процессуальных институтов в этих странах вплоть до объединения Германии в 1990 году.
Вопрос реорганизации немецкого законодательства, в том числе уголовно-процессуального, обсуждался на Потсдамской конференции Союзников, в результате которой было принято решение об отмене всех законов, создавших базис для гитлеровского режима [4, c. 287]. Реализацией этого решения стал первый закон, изданный Союзническим Контрольным советом, – Закон СКС №1 от 20 сентября 1945 г. Согласно ему, на территории всех оккупационных зон было отменено действие многочисленных нацистских законов, которые были отдельно перечислены в тексте: среди них был и Закон от 1934 года «О внесении изменений в уголовное и уголовно-процессуальное право» (das Gesetz zur Änderung von Vorschriften des Strafrechts und des Strafverfahrens). Помимо этого, статья 2 Закона СКС №1 предусматривала отсутствие юридической силы у любых других немецких законов, не включенных в список, но имевших дискриминационный характер. Таким образом, официально действующей редакцией УПК стала версия EmmingerVO от 1924 года периода Веймарской республики [13, p. 592], остальные источники процессуального права применялись в том случае, если не были «запятнаны» идеями национал-социализма.
Большое значение в последовавшем за этим отделении зерен от плевел, то есть определении того, является ли отдельный источник процессуального права, созданный в период 1933–1945 гг., относящимся к нацистскому режиму (NS-Staat) или нет, сыграли конференции юристов немецких земель, проводившиеся с 1946 года по 1948 год [11, S. 120].
В 1949 году создаются ФРГ и ГДР, обе принимают свои Конституции, в соответствии с которыми реорганизуются судебная система и прокуратура. В ГДР система перестраивается по советскому лекалу: прокуратура, например, превращается в независимый орган по надзору за законностью – уголовное преследование становится не единственной, а одной из множества других ее функций [3, с. 6]. Так как новая идеология ГДР вступает в противоречие с действующей к этому моменту редакцией уголовно-процессуального закона, также возникает необходимость в создании нового УПК, соответствующего принципам социалистической законности. В связи с этим в 1949 году началась разработка УПК ГДР, итоговый текст которого был принят в 1952 году (I StPO). Данный нормативный акт во многом воспроизводил систему советского уголовного процесса: следственным органам была дана большая самостоятельность на стадии предварительного расследования, процедура частного обвинения была сведена только до случаев клеветы, институты ревизии и апелляции были заменены кассационным производством.
В отличие от ГДР, в ФРГ продолжал действовать старый УПК, изначально принятый в 1887 году в редакции от 1924 года. До 1965 года изменения, вносившиеся в него в Западной Германии, были точечными и не имели характера масштабной реформы. В 1951 году в УПК была введена возможность отказа от обвинения, а в следующем – мера пресечения в виде временного лишения водительских прав. В дальнейшем также в закон были добавлены процедуры разъяснения порядка обжалования приговора или решения, расширены основания для законного отказа от дачи показаний и судебной проверки обоснованности содержания под стражей. Первые послевоенные годы, таким образом, прошли в ФРГ в русле реставрации донацистского уголовного процесса с точечными нововведениями, а в ГДР – под эгидой установления нового социалистического законодательства.
К 60-м годам в обоих государствах начала все больше осознаваться необходимость в актуализации и совершенствовании уголовного судопроизводства.
В 1958 году принимаются Основы уголовного законодательства СССР и союзных республик, а в 1960 – УПК РСФСР. Под влиянием этих законов был разработан и принят новый УПК ГДР от 1968 года (II StPO). В отличие от своего предшественника, новый УПК ГДР отличался более четкой системой и подробным регулированием стадии исполнения приговора. Им была устранена традиционная для немецкого уголовного процесса концепция потерпевшего как иного лица – теперь он рассматривался в качестве участника разбирательства на стороне обвинения [11, S. 188]. Кроме этого, кодексом регулировалось участие в судебных заседаниях представителей трудовых коллективов, а также вводились институты общественного обвинителя и защитника [15, S. 174].
В ФРГ новый этап начался в 1964 году принятием Закона «О внесении изменений в УПК и Закон о судоустройстве (Das Gesetz zur Änderung der Strafprozessordnung und des Gerichtsverfassungsgesetzes), который ознаменовал собой старт так называемой Малой реформы уголовного процесса (Die kleine Strafprozessreform). Ее основной целью была либерализация положений, связанных с правами обвиняемых [10, p. 183–184]. В этом ключе был существенно пересмотрен институт заключения под стражу (максимальный срок содержания под стражей был ограничен шестью месяцами) и добавлены гарантии обвиняемого быть услышанным в судах всех инстанций. За защитником впервые было законодательно закреплено право ознакомления с материалами уголовного дела на стадии предварительного следствия и устранены ограничения подачи им письменных и устных ходатайств. Одной из интересных, но, к сожалению, неудачных и вскоре отмененных новелл, стало введение окончательного слушания дела прокуратурой (как итоговая стадия предварительного следствия) и судом (как итоговая стадия рассмотрения дела по существу) [14, S. 81]. Дальнейшие изменения УПК были направлены на усиление гарантий независимости судей, в том числе через совершенствования механизмов отвода и самоотвода судьи.
Удивительно, но несмотря на отличные друг от друга общественно-политические процессы в ФРГ и ГДР, уголовно-процессуальное законодательство обеих стран продолжало «пульсировать» в одном временном ритме: для обеих стран середина 70-х годов стала периодом новой волны реформ, поводом для которых послужили, однако, разные события.
В начале 70-х годов в ФРГ возникает феномен терроризма, проявившийся в деятельности таких радикальных группировок как «Красная армия» (RAF). Рассмотрение уголовных дел ее пойманных членов стало настоящей головной болью для государства: обвиняемые и их защитники злоупотребляли процессуальными правами, саботировали судебные заседания и всячески вставляли палки в колеса правосудия. Идеологическая подоплека преступлений и их коренное отличие от обычной криминальной практики существенно усложняла следствие. Эти сложности привели к изменению уголовной политики и частичному сворачиванию либерального курса, установленного Малой реформой уголовного процесса.
В качестве точки отсчета Большой реформы уголовного процесса (Die groβe Strafprozessreform) принято считать принятие в 1974 году Закона «О введении в действие Уголовного кодекса и Первого закона реформы уголовного процесса и дополнительных законов» (Das Einführungsgesetz zum Strafgesetzbuch, Erstes Gesetz zur Reform des Strafverfahrensrechts und Ergänzungsgesetz, сокр. EGStG 1974) и, собственно, самого Первого закона реформы уголовного процесса (Erstes Gesetz zur Reform des Strafverfahrensrechts, сокр. 1StVRG). Последний характеризовался большим количеством качественно новых изменений. Во-первых, им был существенно модернизирован институт обеспечительных мер: введены такие меры обеспечения уголовного преследования как арест вещей (§ 111е) и запрет заниматься профессиональной деятельностью (§ 132а). Во-вторых, была полностью отменена процедура заочного производства и введен § 153а, позволяющий прекратить уголовное дело при выполнении обязанностей и указаний. Стоит отметить, что некоторые ученые считают EGStG 1974 и 1StVRG не началом процессуальной реформы, а скорее самостоятельным явлением, оказавшим значительное влияние на формирование «стиля» современной редакции УПК и устранившей многие атавизмы, присутствовавшие в тексте закона еще с 1887 года [11, S. 147].
Второй закон реформы уголовного процесса (2StVRG) носил более антитеррористический уклон, установив процедуру и основания отстранения защитника (в том числе в связи со злоупотреблением правами), основания отвода обвиняемого во время его допроса в рамках основного слушания, а также запретив использование множества защитников. В закон также были введены положения о возможности проведения судебного слушания без подсудимого в случае его умышленно причиненной ему процессуальной недееспособности или недостойного поведения в суде (§§ 231а и 231b).
Эти решения не были результатом длительных обсуждений – они являлись реакцией государства на вызов, брошенный террористами [6, S. 107] и вступили в силу непосредственно перед одним из ключевых процессов над членами RAF, проводившимся Вторым уголовным сенатом Высшего земельного суда Штутгарта. Во многом они помогли держать процесс под контролем и не допустить его срыва подсудимыми. Как писал Г. Дивальд-Керкманн, применение нового закона, по общему признанию, вызывало значительные трудности для судей, задействованных в процессе над RAF. К ним добавлялись трудности, обусловленные поведением подсудимых и им сочувствующих, присутствовавших в качестве зрителей. В зале суда постоянно возникали беспорядки и эксцессы; внезапно приобрели важное значение мало знакомые большинству судей нормы о неподобающем поведении в суде и механизм привлечения приставов для охраны порядка [7, S. 390].
За этим последовало принятие в 1976 году антитеррористического пакета законов (Anti-Terror-Gesetze), позволивших суду контролировать переписку между защитником и его клиентом, обвиненным в террористической деятельности. Это правило было введено с целью противодействия практике арестованных членов RAF, передававших через своих адвокатов указания оставшимся на свободе активистам.
Несмотря на эти меры, 1977 год стал периодом самых жестоких терактов RAF: 7 апреля было совершено убийство Генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака, 30 июля был убит президент «Дрезднер-Банка» Юрген Понто, 5 сентября был похищен, а 18 октября убит председатель Западногерманского союза промышленников Ганс-Мартин Шлейер. Эти дерзкие преступления привели к спешной разработке и принятию нового Закона «Об изоляции» (Das Gesetz zur Änderung des EGGVG, также известный как Kontaktsperregesetz). Как отмечает Д.Ю. Базаркина, ни один закон в ФРГ не принимался так поспешно и не был настолько беспрецедентным по содержанию для немецкого парламентаризма [1, с. 130]. Новый закон расширил основания отвода защитника, ввел стеклянные перегородки в комнатах для свиданий, а также создал правовую основу для организации контрольных пунктов проверки личности на улицах. Все эти мероприятия были направлены на выявление членов террористических ячеек в городах, а также изоляцию пойманных деятелей RAF от их подельников, оставшихся на свободе.
В отличие от ФРГ, середина 70-х в ГДР характеризовалась скорее застоем, чем наличием необходимости незамедлительного ответа на общественные вызовы. В 1975 году был принят новый УПК ГДР (III StPO), применявшийся вплоть до объединения Германии в 1990 году. В отличие от своего предшественника, в нем отсутствовали какие-либо коренные изменения установленного порядка и системы уголовного процесса, в связи с чем его принятие можно охарактеризовать не как реформирование, но как более совершенную кодификацию уже имевшихся и применявшихся на практике норм и правил. Так, новым УПК был подробно урегулирован вопрос невозможности поворота к худшему в апелляционной инстанции при рассмотрении приговоров, вынесенных в пользу обвиняемого [12, S. 334], уточнены некоторые вопросы доказательственного права, а также более четко представлен вопрос возмещения вреда реабилитированному лицу в связи с необоснованным арестом и привлечением к уголовной ответственности [5, с. 305]. В последующие годы уголовно-процессуальное законодательство ГДР не претерпевало значительных изменений, а III StPO действовал вплоть до объединения Германии.
Дальнейшее развитие уголовного процесса в Западной Германии также осуществлялось в русле тех направлений, которые были заданы Большой процессуальной реформой, а если точнее – 1StVRG. Закон об изменении уголовного процесса 1979 года (Das Strafverfahrensänderungsgesetz 1979, сокр. StVÄG 1979) заострил внимание на судебном производстве: были определены случаи злоупотребления сторонами своими процессуальными правами, предусмотрена возможность отсутствия подсудимого в той части основного слушания, предмет которой не имеет к нему отношения. Также закон упростил ведение протокола судебного заседания и отменил обязанность оглашения всего текста приговора в судебном заседании апелляционной инстанции.
В дальнейшем уголовно-процессуальное законодательство ФРГ 80-х годов сосредоточилось на регулировании правового статуса жертв преступлений, что, по мнению Б. Шунеманна, связано с популярностью виктимологической теории в это время [16, S. 687]. Закон «О защите жертв» 1986 года (Das Opferschutzgesetz) был направлен на улучшение процессуального положения потерпевших. Так, им была расширена регуляция института дополнительных публичных обвинителей (NebenklägerIn)[1]. В Книгу пятую УПК также был введен новый Раздел IV, посвященный иным правам потерпевшего: праву на получение информации о процессе, на ознакомление с материалами дела и получение адвокатской помощи.
Таким образом, история развития уголовного процесса в обеих Германиях прошла через определенные этапы, в большинстве случаев совпадающие во временных промежутках, но различные по содержанию. Наиболее наглядно эти этапы могут быть продемонстрированы в виде следующей схемы:
Денацификация законодательства (1945-1949 гг.) |
|
ФРГ | ГДР |
Точечные изменения законодательства (1950 –1963 гг.) |
I УПК ГДР: рецепция советской процессуальной системы (1952–1967 гг.) |
Малая процессуальная реформа: либерализация (1964–1973 гг.) |
II УПК ГДР: систематизация и устранение традиционных особенностей (1968–1974 гг.) |
Большая процессуальная реформа: борьба с терроризмом (1974 –1979 гг.) |
III УПК ГДР: оптимизация (1975–1990 гг.) |
Виктимологизация: внимание к правам свидетелей и потерпевших (1980–1990 гг.) |
Первые четыре послевоенных года денацификация уголовно-процессуального законодательства Германии велась в едином русле, определенном Потсдамской конференцией и Законом СКС № 1. Основной принцип этого процесса заключался в отмене основных нацистских законов, возврате к «веймарской» редакции УПК и оценке профессиональным юридическим сообществом иных законов на отсутствие в них дискриминационных положений.
Образовавшиеся в последующем ФРГ и ГДР пошли по разным путям закрепления новых уголовно-процессуальных норм. В силу идеологических причин Восточная Германия создала новый УПК и в дальнейшем стремилась закрепить усовершенствования и преобразования уголовного процесса посредством принятия новых кодексов: StPO I, StPO II, StPO III. Западная же Германия продолжала использовать созданный еще во времена Империи УПК, совершенствуя и изменяя его в форме процессуальных реформ.
С окончания войны и до объединения Германии в 1990 году уголовный процесс ФРГ претерпел значительные и разнонаправленные изменения. Развиваясь в либеральном русле в рамках Малой процессуальной реформы, он, впоследствии, приобрел явный антитеррористический уклон в ходе Большой процессуальной реформы, после чего был усовершенствован в проекции правового статуса потерпевшего.
В противовес ему, уголовно-процессуальное законодательство ГДР пошло по пути полной рецепции советской модели уголовного процесса. StPO I содержит в себе многие механизмы и принципы УПК РСФСР от 1922 года, а StPO II, по сути, является вариацией УПК РСФСР от 1960 года. Заимствование норм и механизмов УПК РСФСР привело к отказу от многих традиционных, свойственных лишь немецкому уголовному процессу институтов, таких как, например, ревизионное производство. Установленное в первоначальной редакции УПК разделение способов обжалования приговоров на апелляцию и ревизию подразумевало возможность выбора одного из указанных инструментов в зависимости от того, какого свойства ошибка по мнению подателя жалобы была допущена судом первой инстанции (ошибка в факте или ошибка в праве). УПК ГДР от 1952 года, 1968 года и 1975 года заменили эту горизонтальную систему четкой вертикальной с последовательно идущими друг за другом кассацией и надзором. Близость к советской модели также препятствовала возвращению в уголовный процесс ГДР института шеффенов.
Положительной стороной советского воздействия на уголовно-процессуальное право Восточной Германии стало то, что уголовный процесс ГДР шел по пути последовательной кодификации и не подвергался резким сдвигам в сторону какого-либо одного аспекта судопроизводства. Более ситуативный подход западно-немецкого законодателя в исследуемый период между тем хотя и привел к некоторой лоскутности текста УПК, однако заложил в него механизмы, которые в последующем сыграли свою положительную роль во время борьбы с организованной преступностью в 90-е годы и правым радикализмом в начале XXI века.