Институт банкротства граждан (потребительское банкротство) набирает популярность среди широких слоев населения, прежде всего – как легальное средство освобождения от долговых обязательств. Причинами банкротства по-прежнему являются низкая культура кредитования, нерациональное ведение домашнего хозяйства, стечение жизненных обстоятельств и другие. По мнению И.В. Фролова, факторами, которые в самое ближайшее время окажут непосредственное влияние на увеличение числа банкротств граждан, станут социально-экономические последствия распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19), которые оказали негативное влияние на финансовое состояние большинства российских домохозяйств и сопровождаются ростом числа просроченных денежных обязательств граждан, а также развитие ипотечного кредитования и снижение платежеспособности населения [12, с. 69 – 71]. Так, количество граждан (включая индивидуальных предпринимателей), признанных банкротами в первом полугодии 2021 года составило 88 046, что в 2,1 раза больше, чем в январе-июне 2020 года и свидетельствует о востребованности указанной процедуры. При этом, доля удовлетворенных требований, не обеспеченных залогом, в указанный период составила 2,6%[1].
Цель инициирования процедуры банкротства для должника – потенциальная возможность освобождения от исполнения обязательств, для кредиторов – возможность удовлетворения имущественных требований по обязательствам. Помимо соразмерного удовлетворения требований кредиторов, для потребительского банкротства характерна социально-реабилитационная направленность (цель), в отличие от коммерческого с присущей ему ликвидационной направленностью[2] [11, с. 111 – 112]. Суть социально-реабилитационной направленности состоит в том, что банкротство для гражданина предоставляет «возможность заново выстроить экономические отношения, законно избавившись от необходимости отвечать по старым обязательствам»[3], а «одно из главных предназначений всей системы механизмов банкротства граждан – оказание помощи должнику», в отношении которого применяется концепция нового старта [5, с. 5].
Несмотря на то, что потребительское банкротство представляет собой средство разрешения конфликта интересов между кредиторами и их должниками, в ситуации недостаточности имущества последних [4, с. 87] проблемой, связанной с банкротством граждан, остается проблема преодоления конфликта интересов участников таких отношений.
В этой ситуации под «интересом», как представляется, следует понимать побудительный мотив к осуществлению субъективного права и удовлетворению потребностей. Зарождаясь в сознании, интерес формируется под влиянием объективных факторов, жизненных обстоятельств, взаимоотношений с другими людьми. Интересы (в их юридическом смысле) как предпосылки осуществления субъективного права следует отличать от «законных интересов», которые, согласно наиболее распространенной точке зрения, представляют собой самостоятельный объект охраны, признаваемый законом, но отличающийся от субъективного права тем, что ему не корреспондирует юридическая обязанность [8; 9, с. 94].
Интерес должника при банкротстве заключается в освобождении от исполнения всех обязательств, а интерес кредиторов – в получении исполнения по обязательствам должника, учитывая, что указанная процедура, как правило, характеризуется недостаточностью средств для погашения требований кредиторов. Несовпадение интересов приводит к ситуации конфликта. Наиболее распространенным случаем злоупотребления правом при банкротстве является совершение сделок по выводу имущества, сокрытию его от кредиторов.
Нередко это предопределено тем, что в дело о банкротстве неизбежно вовлечены экономические интересы супруга должника, его детей, обусловленные правом общей совместной собственности и обязанностью родителей воспитывать и заботиться о детях, предоставлять им содержание. Полагаем, что с этих позиций должника, его супруга и детей с учетом общности экономических интересов условно можно рассматривать как единого коллективного субъекта, заинтересованного как в освобождении от исполнения обязательств, так и в имущественном благополучии – сохранении имущества семьи от кредиторов.
На наличие «интереса семьи как самостоятельного образования» указывает Ю.Ф. Беспалов [2]. Говоря об интересе семьи в целом следует иметь ввиду ее благополучие, в том числе и материальное. Говоря об отдельных интересах членов семьи, следует обратить особое внимание на несовершеннолетних, как одной из наиболее незащищенных категорий населения, в отношении которых семейным законодательством установлен комплекс мер, направленных на защиту их прав и интересов. Одной из главных таких мер является обязанность родителей по их содержанию, что предполагает их материальное обеспечение за счет родителей, реализуемое, в том числе в форме соглашения об уплате алиментов [7]. Другие имущественные обязанности родителей относятся к жилищной сфере. К числу конституционных прав граждан, в том числе и несовершеннолетних, относится и право на жилище. Так, у ребенка, при его регистрации в жилом помещении, принадлежащем на праве собственности его родителям, возникает право пользования данным жилым помещением (статья 31 Жилищного Кодекса Российской Федерации[4]). Соответственно, дети заинтересованы как в получении содержания от родителей, так и в осуществлении жилищных прав, пусть они и производны от жилищных прав родителей. Экономическая вовлеченность семьи должника в процедуру банкротства при наличии разнонаправленных интересов семьи и кредиторов свидетельствует о еще одной специфике потребительского банкротства.
Разнонаправленные по отношению к кредиторам общесемейные интересы обуславливают возникновение конфликта интересов кредиторов и семьи должника. Мы солидарны с позицией отдельных исследователей о важности вопроса о балансе интересов должника и кредиторов [3]. С юридической точки зрения необходим поиск такого баланса, при котором права кредиторов находятся в уравновешенном состоянии с учетом общесемейных интересов.
Очевидно, что освобождение гражданина от исполнения обязательств неизбежно нарушит права его кредиторов, заинтересованных в получении исполнения. Вследствие этого к гражданину-должнику предъявляются повышенные требования добросовестности, предполагающие в числе прочего отсутствие с его стороны действий по сокрытию имущества от кредиторов. Частью 4 статьи 213.28 Закона о банкротстве[5] установлен перечень обстоятельств, которые исключают возможность реабилитации гражданина (освобождения от обязательств) по итогам процедуры реализации имущества. Осуществление действий по сокрытию своего имущества в силу прямого указания закона также относится к такому обстоятельству.
Во-первых, практика судов исходит из невозможности применения правил об освобождении от исполнения обязательств по итогам проведения мероприятий в рамках процедуры банкротства должника в случае совершения им сделок, в которых выявлен факт злоупотребления правом. Неудивительно, что в ряду таких сделок особое место занимают семейно-правовые соглашения, заключенные должником и его супругом. Так, рассматривая вопрос о завершении процедуры реализации имущества, суд пришел к выводу об отсутствии оснований для освобождения должника от исполнения его обязательств, установив, что в преддверии банкротства должник по заключенному брачному договору передал все совместно нажитое движимое и недвижимое имущество в пользу супруги; после заключения указанного брачного договора у должника не осталось в собственности какого-либо имущества. Впоследствии брак с супругой был расторгнут. При этом, брачный договор финансовым управляющим в деле о банкротстве не оспаривался[6]. В другом деле суд округа, поддерживая позицию апелляционного суда о преждевременности выводов об освобождении должника от дальнейшего исполнения требований кредиторов, указал, что в предбанкротный период должником был совершен ряд сделок по отчуждению имущества, в том числе брачный договор, которые на предмет злоупотребления должником правом при их совершении проверены не были[7].
Таким образом, можно говорить о том, что в вопросе применения правил об освобождении от обязательств баланс интересов должника и его кредиторов достигается посредством предъявления к поведению должника повышенного стандарта добросовестности – отсутствия с его стороны действий по сокрытию имущества в ущерб интересам кредиторов, в том числе и путем заключения семейно-правовых соглашений.
Во-вторых, вопрос поиска баланса при разрешении конфликта интересов должника и кредиторов возникает в ситуации оспаривания в рамках дела о банкротстве иных, помимо брачного договора, сделок, совершаемых должником и его супругом по поводу общего имущества.
На необходимость обеспечения справедливого баланса между имущественными интересами кредиторов и личными правами должника (в том числе его правами на достойную жизнь и достоинство личности) содержится указание в пункте 39 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 13 октября 2015 г. №45 «О некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о несостоятельности (банкротстве) граждан»[8]. Между тем, указанное постановление не содержит четких критериев определения баланса конкурирующих интересов должника, лиц, находящихся на его иждивении, и кредиторов. Можно предположить, что в каждом конкретном случае суд должен самостоятельно обеспечить справедливый баланс между такими интересами.
Одним из наиболее эффективных правовых инструментов, препятствующих незаконному уменьшению конкурсной массы, является оспаривание сделок должника-банкрота и последующий возврат полученного по такой сделке в конкурсную массу. Это позволяет защитить права кредиторов несостоятельного должника на получение справедливого удовлетворения [10].
По справедливому замечанию Чашковой С.Ю., договорное регулирование имущественных отношений супругов по поводу общего имущества, в числе прочего, характеризуется «необходимостью учета интересов других участников гражданского оборота» [13]. Объектом оспаривания в рамках дела о банкротстве могут являться не только семейно-правовые договоры, заключаемые супругами, в отношении одного из которых возбуждено производство по делу, но и сделки по отчуждению имущества третьим лицам, совершенные как самим должником, так и его супругом. В обоих случаях супруги под видом реализации субъективного права общей совместной собственности, содержащего правомочия владения, пользования и распоряжения, реализуют свой противоправный интерес. Такие сделки могут оспариваться как по общегражданским основаниям (статьи 10, 168, 170 Гражданского Кодекса Российской Федерации[9]), так и по специальным основаниям, установленным Законом о банкротстве. Не вдаваясь в подробный анализ оснований оспаривания с учетом наличия установленных законом ограничений,[10] отметим, что приоритетом пользуются нормы специального (банкротного) законодательства. Особую сложность при рассмотрении судами подобных споров вызывает установление наличия признаков злоупотребления правом в условиях конкурирующих интересов семьи должника и его кредиторов.
Говоря о признаках злоупотребления правом и самом содержании такого понятия следует отметить, что ни правовой наукой, ни практикой не выработаны единые критерии, установление которых позволило бы констатировать злоупотребление правом. Отсутствие таковых, полагаем, в законодательстве о банкротстве компенсировано наличием специфичных составов недействительности сделок (статьи 61.2, 61.3 Закона о банкротстве) и действием презумпций. Например, цель причинения имущественного вреда кредиторам предполагается, если на момент совершения сделки должник отвечал признакам неплатежеспособности, а осведомленность другой стороны об этом предполагается, если она является заинтересованным к должнику лицом. Так, заинтересованными лицами по отношению к должнику-гражданину признаются его супруг, родственники по прямой восходящей и нисходящей линии, сестры, братья и их родственники по нисходящей линии, родители, дети, сестры и братья супруга (пункт 3 статьи 19 Закона о банкротстве).
Потребительское банкротство предполагает необходимость детально исследовать все фактические обстоятельства дела и установить, имела ли место направленность поведения должника на причинение вреда другим лицам, либо он действовал в рамках правомочий имеющегося у него субъективного права.
Случаи признания семейно-правовых договоров (брачного договора, соглашения о разделе имущества) недействительными, помимо наличия у должника признаков неплатежеспособности и констатации совершения сделки в отношении заинтересованного лица, обусловлены наличием в действиях супругов явных признаков злоупотребления правом в ущерб интересам кредиторов. К злоупотреблению правом по такой категории споров судебная практика, как правило, относит неравноценный характер встречного предоставления супругу должнику при разделе общего имущества, определение таких условий соглашения, при которых он фактически лишается всего имущества, нажитого в браке, несмотря на принцип равенства долей; включение в брачный договор неисполнимых условий о выплате супругу содержания при отсутствии у должника доходов соответствующего размера, что направлено на увеличение размера обязательств должника и уменьшение размера конкурсной массы.
Сделки должника и его супруга по отчуждению совместно нажитого имущества, как правило, признают недействительными, если установлено наличие у должника на момент совершения сделки признаков неплатежеспособности, неисполненных обязательств; отчуждение имущества по существенно заниженной цене или в пользу близких родственников; если переход права собственности имел формальный характер и имущество фактически осталось во владении семьи.
Основанием к отказу в удовлетворении заявления о признании сделки недействительной обычно служит отсутствие доказательств использования супругами своих прав злонамеренно. Однако в вопросе квалификации злоупотребления правом имеются особенности с учетом необходимости защиты прав лиц, находящихся на иждивении должника – несовершеннолетних детей. Обратимся к судебной практике по указанному вопросу.
По одному из дел суд кассационной инстанции, отменяя судебные акты о признании недействительным брачного договора в части установления режима раздельной собственности на однокомнатную квартиру, указал, что нижестоящими судами не было учтено наличие у супругов двух несовершеннолетних детей, проживающих с матерью; а передача спорной квартиры стандартного класса в собственность супруги, имеющей несовершеннолетних детей, является естественным поведением родителя, т.е. должника. Следует отметить, что в данном споре также установлено, что спорная квартира находилась в собственности супруги, приобретена на ее личные средства (2 197 500 рублей из 2 600 000 стоимости квартиры), а предполагаемая доля должника является незначительной. С учетом интересов несовершеннолетних детей, проживающих с супругой должника, суд пришел к выводу об отсутствии у должника прав на указанную квартиру, которая приобретена его супругой за счет продажи добрачного имущества, а доля совместных средств на ее приобретение по отношению к общей стоимости относительно небольшая)[11]. Полагаем, в данном споре решающими явились выводы суда об отсутствии у должника прав на указанную квартиру (пункт 2 статьи 39 Семейного Кодекса Российской Федерации[12]) и, как следствие, отсутствие нарушения прав кредиторов заключением подобного соглашения. Из материалов дела не следует, что на момент заключения брачного договора у должника имелись неисполненные обязательства перед кредиторами. В такой ситуации логично предположить, что необходимость учета прав несовершеннолетних детей явилась не основным, а дополнительным доводом к отсутствию в действиях сторон злоупотребления правом. В другом деле наличие несовершеннолетних детей у супруга, в собственность которого согласно брачному договору перешла большая часть совместно нажитого имущества, при отсутствии у должника признаков неплатежеспособности на момент совершения сделки послужило основанием для отказа в удовлетворении заявления о признании сделки недействительной[13].
Еще в одном деле, признавая недействительным брачный договор, суд установил, что согласно его условиям, за супругой должника закреплено имущество, стоимость которого в разы превышает стоимость имущества супруга-должника; на момент заключения брачного договора у должника имелись неисполненные обязательства, о чем супруга как заинтересованное лицо была осведомлена. При этом суд не принял во внимание доводы о том, что на попечении супруги находятся двое несовершеннолетних детей[14].
Приведенная судебная практика показывает, что в случае наличия у должника признаков неплатежеспособности на момент совершения сделки, доводы о наличии у супругов несовершеннолетних детей не имеют правового значения для квалификации сделки, как совершенной со злоупотреблением правом. По существу, единичные случаи отказов в признании сделок недействительными с учетом интересов несовершеннолетних детей обусловлены установленными обстоятельствами отсутствия признаков неплатежеспособности должника на момент сделки и отсутствия у него права на имущество, подлежащее разделу. Такой подход в большей степени имеет прокредиторскую направленность: наличие у супругов несовершеннолетних детей не может являться легальной причиной сокрытия имущества.
Родители обязаны создать надлежащие условия для содержания и воспитания детей. Как было сказано ранее, одним из главных интересов несовершеннолетнего является обеспеченность его жилищем. Применение правил об исполнительском иммунитете единственного жилья (статья 446 Гражданского процессуального Кодекса Российской Федерации[15]) обосновано социальной справедливостью, необходимостью защиты конституционного права на жилище гражданина-должника и членов его семьи.
В правоприменительной плоскости неизбежно возникает вопрос поиска баланса интересов несовершеннолетних детей, проживающих в жилом помещении и кредиторов, требования которых могут быть погашены путем его реализации. Исследование вопросов исполнительского иммунитета в отношении жилого помещения, являющегося предметом сделки, должно быть включено в предмет доказывания по обособленному спору об оспаривании такой сделки[16]. В целом практика исходит из невозможности признания недействительной сделки, если имущество, являющееся предметом сделки, не подлежит включению в конкурсную массу, так как является единственным жилым помещением, пригодным для постоянного проживания гражданина-должника и членов его семьи[17]. В таком случае отсутствует признак причинения вреда имущественным правам кредиторов.
Практика оспаривания сделок должника по отчуждению недвижимого имущества в ситуации конфликта интересов ребенка последующего приобретателя, проживающего в нем, и кредиторов отдает предпочтение интересам последних. При установленных основаниях для признания недействительным договора дарения жилого помещения дочери должника, суд отказал в удовлетворении заявления со ссылкой на заключение органа опеки и попечительства, из которого следовало, что в результате применения последствий недействительности сделки несовершеннолетний ребенок одаряемого может быть лишен права на жилище. Отменяя судебный акт, суд округа сослался на обязанность родителей обеспечивать своих детей, указав, что сам по себе факт наличия у квартиры статуса единственного пригодного для постоянного проживания жилого помещения не означает, что такое имущество допускается в качестве предмета сделки, совершенной с целью причинить вред кредиторам [18].
И все же судебная практика демонстрирует гибкие подходы к вопросу квалификации в действиях должника злоупотребления правом, когда имеют место заслуживающие внимание интересы несовершеннолетних детей, которые могут оказаться уязвимыми. Речь идет об оспаривании в рамках дела о банкротстве соглашений об уплате алиментов на несовершеннолетних детей. Применительно к алиментным обязательствам в контексте несостоятельности плательщика алиментов «действующим законодательством поддерживается принцип максимальной защиты интересов несовершеннолетних и совершеннолетних нетрудоспособных членов семьи во всех аспектах» [1, с. 98]. По мнению С.А. Карелиной, специфичный порядок очередности и механизм удовлетворения требований кредиторов по алиментным обязательствам предопределен принципом защиты материнства и детства в РФ, а также наличием гарантий социального обеспечения по возрасту, в случае болезни и инвалидности [6, с. 9].
Любопытно, что изначально соглашения об уплате алиментов на несовершеннолетних детей признавались недействительными полностью, что нарушало интересы детей, учитывая установленные гарантии их прав и законных интересов. Так, признавая недействительным соглашение об уплате алиментов в твердой денежной сумме и дополнительное соглашение к нему, суды констатировали, что оспариваемая сделка заключена должником в преддверии процедуры банкротства, в условиях неплатежеспособности и в результате ее совершения конкурсным кредиторам был причинен вред (размер алиментов установлен без учета реального дохода несостоятельного лица, без намерения фактического исполнения, а для целей создания «родственной» кредиторской задолженности), о чем контрагент по сделке должен был знать. [19]
Актуальная судебная практика, устанавливая баланс между интересом ребенка на необходимый уровень жизни и интересами кредиторов на получение надлежащего исполнения, исходит из возможности признания недействительным соглашения об уплате алиментов, если их размер носит «явно завышенный и чрезмерный характер», исходя из абсолютной величины денежных средств, выделенных ребенку, а не относительного (процентного) показателя согласованного сторонами размера алиментов. Соглашение признается недействительным в части такого превышения, но, в любом случае, с сохранением в силе соглашения в той части, которая была бы взыскана при установлении алиментов в судебном порядке[20].
Дополнительным механизмом защиты прав кредиторов является возможность предъявления иска об изменении или о расторжении соглашения об уплате алиментов (пункт 4 статьи 101 СК РФ), если негативные последствия для кредиторов возникли впоследствии, например, по причине ухудшения имущественного положения гражданина-должника и возникшего в связи с этим существенного дисбаланса между правами кредиторов и правами получателя алиментов[21].
Кроме того, вопрос поддержания необходимого уровня жизни должника и лиц, находящихся на его иждивении, решен законодателем посредством возможности исключения денежных средств из конкурсной массы должника. В силу положений пункта 1, абзаца 1 пункта 3 статьи 213.25 Закона о банкротстве, абзаца 8 части 1 статьи 446 ГПК РФ, из конкурсной массы должника-гражданина исключается имущество, на которое не может быть обращено взыскание в соответствии с гражданским процессуальным законодательством, в частности, денежные средства в размере установленной величины прожиточного минимума, приходящейся на самого гражданина-должника и лиц, находящихся на его иждивении. Указанный вопрос разрешается финансовым управляющим во внесудебном порядке при наличии у должника заработной платы либо иных доходов, позволяющих ежемесячно выделять должнику ту часть средств, на которую распространяется исполнительский иммунитет, в случае наличия разногласий – в судебном порядке.
Показательной в этом смысле является следующая судебная практика. В рамках дела о банкротстве кредитор обратился в суд с жалобой на действия финансового управляющего по ежемесячному исключению из конкурсной массы и выдаче должнику средств в размере, превышающем прожиточный минимум, и выплате денежных средств на содержание детей в сумме 28 895,86 рублей. В обоснование было указано, что финансовый управляющий ежемесячно исключал из конкурсной массы должника сумму 11 200 рублей (прожиточный минимум), в то время как размер прожиточного минимума в период с 18 апреля 2017 г. по 28 августа 2017 г. составлял 10 278 рублей, а с 29 августа 2017 г. – 10 804 рублей; в декабре 2017 г. должнику на содержание детей за период с октября по декабрь выплачены денежные средства в сумме 28 895,86 рублей при том, что с него уже взыскиваются алименты на содержание детей.
Разрешая спор, суды со ссылкой на уже процитированные нами ранее пункт 39 постановления Пленума от 13 октября 2015 г. №45, определение Верховного Суда Российской Федерации от 27 октября 2017 г. №310-ЭС17-9405 и необходимость соблюдения баланса интересов кредиторов, должника и его несовершеннолетних детей, исходили из отсутствия оснований для признания указанных действий незаконными. При этом ссылка кредитора на то, что размер алиментов на содержание несовершеннолетних детей установлен судебным актом, в связи с чем оснований для выплаты должнику денежных средств на содержание несовершеннолетних детей в размере, превышающем размер алиментов, не имеется, судами не была принята во внимание, поскольку подлежащие ежемесячному исключению из конкурсной массы денежные средства должны гарантировать должнику и его несовершеннолетним детям условия, необходимые для их нормального существования, с тем чтобы не оставить их за пределами социальной жизни (статья 446 ГПК РФ)[22].
Таким образом, баланс взаимных интересов семьи должника и кредиторов в деле о банкротстве в настоящее время достигается посредством предъявления к поведению должника повышенных требований добросовестности. Обеспечение баланса также предполагает возможность кредиторов нивелировать последствия совершения должником и его супругом сделок со злоупотреблением правом.
Введение института банкротства физических лиц не только позволило решить острые социальные вопросы, учитывая закредитованность населения страны, но и в процессе правоприменения обнажило другие проблемы, требующие дальнейшей проработки. Проблема поиска баланса до настоящего времени остается актуальной как на законодательном, так и на правоприменительном уровнях. Ситуация осложняется отсутствием в законе четких критериев определения баланса таких конкурирующих интересов. Зачастую при рассмотрении вопроса о наличии в действиях должника и/или его супруга признаков злоупотребления правом без внимания остается тот факт, что должник, являясь стороной обязательства с кредитором, в то же время является и родителем несовершеннолетних детей, на котором лежит обязанность по содержанию и обеспечению им необходимого уровня жизни. В полной мере баланс интересов семьи и кредиторов должника достигается в ситуации наличия у должника алиментной обязанности. Принимая во внимание господствующий в настоящее время прокредиторский подход законодателя в регулировании отношений потребительского банкротства, в других случаях доводы о наличии несовершеннолетних детей не имеют правового значения для выводов о злоупотреблении правом.
Актуальная судебная практика обнаруживает баланс интересов кредиторов и семьи должника в ситуации недостаточности имущества посредством сохранения за должником минимального имущества, необходимого для обеспечения его жизненных потребностей и обеспечивающих физическую жизнедеятельность организма[23].
Отступление от этого подхода в большинстве случаев судами трактуется как нарушение прав кредиторов и поэтому нуждается в дальнейшем научном осмыслении с позиции реализации конституционно-правового принципа защиты семьи, материнства и детства в делах о банкротстве граждан.
