Актуальные проблемы уголовной политики в сфере противодействия коррупции

Современная уголовная политика, понимаемая нами как стратегия и тактика противодействия преступности и иным правонарушениям, вызывает у ученых-специалистов и практиков неоднозначные, зачастую, противоположные (полярные) оценки. С одной стороны, приветствуется ориентация на либерализацию и гуманизацию уголовной политики, которые были поставлены во главу угла при разработке и принятии УК РФ, а впоследствии и при внесении в него тех или иных изменений и дополнений. Другие ученые не только ставят такой подход под сомнение, но и усматривают в нем серьезные негативные последствия. Так, профессор Э.Ф. Побегайло считает, что уголовная политика не может и не должна быть либеральной во время разгула преступности. В сфере борьбы с преступностью российский либерализм, как, в частности, и в других сферах общественной жизни (например, экономической) оказался совершенно беспомощным.

Реформирование уголовного и уголовно-процессуального законодательства в сторону либерализации, наблюдающееся особенно в последнее время, а также повсеместная либерализация правоприменительной практики без дифференцированного подхода к различным категориям преступлений и преступников, не сопоставляются с криминологическими реалиями. Изменения в законодательстве криминального цикла недостаточно обоснованы [10]. Именно такая законотворческая и правоприменительная практика дала ему основание оценить состояние современной уголовной политики как кризисное. Столь резкая негативная оценка одного из ведущих ученых-криминологов, данная им еще в начале 2004 г., по-прежнему является актуальной и, безусловно, заслуживает внимания.

Обратимся в этой связи к научной литературе, где имеется ряд интересных предложений и рекомендаций оптимизации уголовного законодательства в целом, а также совершенствования теории и практики уголовной политики. Так, по мнению Л.В. Быкодоровой, следует определить общий объем репрессий, которым располагает, с одной стороны, уголовное законодательство, а с другой, — практическая уголовная политика. «Законодатель должен проводить, как минимум, сбалансированную уголовную политику, то есть каждый шаг в направлении повышения строгости одних санкций должен синхронно (без запаздывания) сопровождаться одновременным снижением строгости других санкций» [2, с. 7]. Автор, таким образом, как бы предлагает сконструировать некие юридические весы, на которых можно будет «взвешивать» строгие санкции с нестрогими или менее строгими. Однако каких-либо конкретных рецептов реализации предлагаемого им подхода, к сожалению, не приводится.

Ряд ученых-криминологов совершенно справедливо указывает на то, что «законодатель обязан считаться с экономическими, политическими, социальными, духовными реалиями, а также учитывать закономерности преступности, ее порождения и изменения. Должны быть социально и криминологически обоснованы также уголовно-правовые санкции» [5]. Однако современная уголовная политика, по-прежнему, формируется и проводится в жизнь без учета рекомендаций криминологической науки. В этом и состоит ее главный изъян со всеми вытекающими из него последствиями. В советские годы текущее законодательство, а также правоприменительная практика относились более внимательно к рекомендациям криминологов.

Профессор С.Ф. Милюков, уже давно и плодотворно занимающийся исследованием концептуальных проблем противодействия преступности, предлагает свое видение решения данной проблемы. По его мнению, «борьба с преступностью должна носить наступательный характер, не выходя, однако, за рамки правового поля. Само это правовое пространство (прежде всего, нормы уголовного законодательства) должно соответствовать жизненным реалиям и учитывать ближайшие и более отдаленные перспективы развития криминальной обстановки в нашей стране и за ее рубежом» [7]. Исследуя отдельные акты проявления кризиса уголовной политики, связанные с недостаточной криминологической обоснованностью в процессе законодательной регламентации ряда институтов  Общей и Особенной части УК РФ, С.Ф. Милюков настойчиво убеждает, что «вопрос о тщательной криминологической экспертизе всех без исключения норм уголовного закона по-прежнему актуален и имеет не только теоретический, но прежде всего сугубо прикладной характер» [Там же].

Одной из крупномасштабных реформ уголовного законодательства, как известно, была реформа 8 декабря 2003 г., главную цель которой П.Н. Панченко, А.Н. Штефан и О.Г. Павлов усматривают в повышении эффективности уголовной политики на основе ее дальнейшей рационализации, гуманизации и либерализации (курсив наш. — С.Б.)» [9]. Видимо, они исходили при этом из текста пояснительной записки к проекту данного закона, где гуманизация и либерализация были указаны в качестве основных целей. Конечно же, трудно поставить под сомнение эти важные, и, по сути дела, магистральные направления повышения эффективности уголовной политики. Однако с позиций криминологической обоснованности применительно к сегодняшней криминальной ситуации ряд изменений и дополнений в УК РФ, осуществленных якобы под флагом гуманизации и либерализации уголовной политики, представляется нам совершенно ошибочным, о чем будет сказано далее. «Серьезным искажением современной российской уголовной политики гипертрофированно-либеральным подходом к самой сути этой политики» назвал проводимый либеральный курс в уголовном законодательстве В.С. Овчинский — один из видных ученых-криминологов в области противодействия организованной преступности и коррупции [8]. Именно такой подход привел к ликвидации федеральной и региональной служб по борьбе с организованной преступностью. Есть основания предполагать, что и эта акция носила заказной характер, в которой принимали участие не только коррумпированные чиновники из высшей политической и экономической элиты, но и видные авторитеты криминального мира. Трудно найти в истории современной России более показательный пример сращивания власти с организованной преступностью.

Применительно к теме обсуждаемого вопроса следует обратить внимание на статью Г.И. Богуша «О “гуманизме” и “либерализме” российской уголовной политики», где, в частности, содержится вывод о том, что российская уголовная политика не является в своей основе ни гуманной, ни либеральной. Соглашаясь с утверждениями о кризисном состоянии уголовной политики, мы не можем признать верным вывод о том, что оно вызвано следованием “либеральной парадигме” или “идеям либерализма”, — отмечает далее он. По его мнению, «общая направленность уголовной политики по-прежнему «не в пользу» человека и его прав. Приоритетом реально осуществляющейся уголовной политики является охрана существующего политического режима, обслуживающей его бюрократии и экономического уклада, справедливо названного Б.В. Волженкиным “государственным номенклатурно-клановым капитализмом”» [1]. Будучи убежденным сторонником либеральной уголовной политики Г.И. Богуш прямо отмечает, что «в цивилизованном, свободном обществе уголовная политика, как и политика вообще, может быть только либеральной» [Там же].

Сторонники такой либеральной уголовной политики, как нам представляется, находятся в плену иллюзий относительно криминальной ситуации в так называемых цивилизованных и свободных обществах. В США так настрадались от либерализма в отношении свободной продажи огнестрельного оружия, которое раз за разом влечет за собой массовые убийства, сотрясающие американское общество, что Президент США Барак Обама уже вынужден выступать за ее ужесточение, и в этом находит обоснованную поддержку у значительной части его сограждан. В цивилизованной и свободной Норвегии не знают, что делать с их ужасным Брейвиком. Нам, как говорится, еще далеко до цивилизованных и свободных обществ, но из этого вовсе не следует вывод о том, что в России уголовная политика не может быть либеральной. Но то, что она должна быть только либеральной (курсив наш. — С.Б.), как считает Г.И. Богуш, никак нельзя согласиться. Необходимо во всем видеть меру, в том числе и в гуманизации и либерализации уголовной политики.

Обращаясь непосредственно к теме данной статьи, попробуем разобраться, какой же на самом деле является российская уголовная политика в сфере противодействия коррупции. Для нашей страны этот вопрос имеет крайне важное значение. Все усилия, направленные на модернизацию экономики и других важнейших сфер жизнедеятельности государства и общества, окажутся бесполезными, если не будет начата решительная и крупномасштабная работа по противодействию этому опасному социальному явлению; если не будет сформирована на государственном уровне антикоррупционная политика как составная часть уголовной политики; если не будет осуществлен перелом в общественном сознании и россияне не начнут ассоциировать коррупцию с бесчестием и общим всенародным злом; если ли политические лидеры федерального и регионального уровней не будут подавать личные примеры безупречного поведения, чтобы поддерживать моральный авторитет власти, необходимый для противодействия коррупции; если законодательная и правоприменительная практика по противодействию коррупции не будет отвечать криминологическим реалиям и потребностям общества и его граждан жить без коррупции. Без всего этого невозможно вернуть доверие граждан к государственной власти, восстановить легитимность государственных институтов, снизить уровень социальной напряженности, создать условия для проведения необходимых России политических и экономических преобразований, восстановить престиж страны в мировом сообществе.

Анализ уголовного законодательства показывает, что российская уголовная политика в сфере противодействия коррупции является крайне либеральной, совершенно необоснованной с криминологических и уголовно-правовых позиций. Проиллюстрируем это на конкретных примерах из законодательной практики. Ранее уже приводилась цитата из статьи П.Н. Панченко и его соавторов по поводу реформы уголовного законодательства 8 декабря 2003 г.

По их мнению, эта реформа направлена на повышение эффективности уголовной политики на основе ее дальнейшей рационализации и гуманизации. Если по некоторым направлениям с данным тезисом еще можно согласиться, то в отношении исключения института конфискации имущества, в числе основных аргументов которого якобы была идея гуманизации уголовного наказания, никак нельзя. Стыдливо прикрываясь заботой о семьях осужденных, гуманным отношением к ним, депутаты Госдумы, невзирая на резкую критику со стороны криминологического сообщества, вопреки международно-правовой практике противодействия коррупции и здравому смыслу, открыли шлюзы экономическому криминалитету для отмывания «грязных денег», т.е. преступных доходов. Это позорный факт в истории современного российского уголовного законодательства, в деятельности Государственной Думы третьего созыва. Как бывший депутат Государственной Думы первого и второго созывов и как ученый-криминолог, разделяю мнение Э.Ф. Побегайло, который прямо предположил, что исключение конфискации имущества из перечня уголовных наказаний, скорее всего, было пролоббировано коррумпированными лицами из политической и экономической элиты страны, воротилами крупного криминального бизнеса, т.е. носило по сути дела заказной характер [10]. Только через три года под давлением российского криминологического сообщества, международных организаций и Конституционного суда РФ конфискация была возвращена в УК РФ, но уже в сильно усеченном виде. Так, например, она не предусмотрена в отношении коррупционеров и расхитителей. Даже за взятку — самое опасное преступление коррупционной направленности — не предусмотрена конфискация. Более того, она не предусмотрена и в перечне уголовных наказаний.

Российскому вороватому чиновничеству и экономическому криминалитету не грозит также конфискация по широко известному международному антикоррупционному правовому принципу in rem (от лат. — против имущества). Этот принцип состоит в том, что у лица, заподозренного в коррупционных деяниях, даже при отсутствии доказательств для привлечения к уголовной ответственности, но при наличии существенного превышения расходов над доходами, если это лицо не сможет разумным образом его обосновать, может быть конфисковано имущество. При этом бремя доказывания наличия у виновного лица легальных источников доходов лежит на самом этом лице. Ситуацию, при которой расходы существенно превышают легальные доходы, согласно ст. 20 Конвенции ООН о противодействии коррупции называют незаконным обогащением. Однако именно данную статью Российская Федерация исключила из текста ратификации. Между тем такой подход, проявляющийся в игнорировании норм важнейших международных конвенций по противодействию коррупции, крайне отрицательно сказывается на имидже России и ее инвестиционной привлекательности. В этой ситуации, как справедливо указывает М.А. Грибков, «активизация антикоррупционных процессов при постоянно возрастающем уровне коррупции может казаться нашим зарубежным контрагентам фиктивной и ориентированной на удержание политической власти» [4, с. 12]. И это действительно так. Коррупция вызывает наибольшую обеспокоенность у иностранных инвесторов наряду с такими болезненными социальными проблемами, как соблюдение прав человека, уровень охраны окружающей среды и экология, состояние охраны труда.

Следует отметить, что антикоррупционное законодательство в последние четыре года развивалось достаточно динамично. Без всякого преувеличения можно отметить, что в целом оно сформировано. Однако это не означает, что оно совершенно и отвечает современным криминологическим реалиям, т.е. является криминологически обоснованным. Так, например, под флагом дальнейшей гуманизации уголовного наказания за коррупционные преступления, в том числе за наиболее опасное из них — взятку (получение и дачу), в качестве альтернативы лишению свободы было введено применение кратных штрафов. Во-первых, это трудно назвать гуманизацией в подлинном ее значении и понимании. Правильнее этот акт определить как псевдогуманизацией, профанацией принципа гуманизма в уголовно-правовой теории и практике. Во-вторых, принцип гуманизма невозможно рассматривать в отрыве от другого важнейшего принципа справедливости. Только справедливое наказание может содержать в себе гуманистические начала.

В этой связи далека от справедливости ситуация, при которой один коррупционер, уличенный в получении или даче взятки, заплатив кратный штраф, уходит от лишения свободы, а другой приговаривается и к лишению свободы и, вдобавок, к уплате кратного штрафа. В первом случае народ видит преступление, но не видит наказания. Во втором же видит как преступление, так и наказание. При этом оба деяния могут быть очень сходными друг с другом по уголовно-правовым признакам.

В-третьих, конструируя ту или иную норму уголовного закона, законодатель должен учитывать природу преступления. Об этом, в частности, еще в XIIIV в. Говорил Ч. Беккариа в своем знаменитом и бессмертном труде «О преступлениях и наказаниях». Взятка не относится к экономическим преступлениям, с которыми можно, а в целом ряде случаев и необходимо бороться с помощью штрафов, а не лишения свободы. Поэтому российским взяточникам и коррупционерам не только не страшна конфискация имущества, но и не очень грозит лишение свободы.

Наконец, в-четвертых, нельзя не учитывать общественное мнение, умонастроения российского народа, рядовых ее граждан, которые страдают от тотальной коррупции как от чумы. Судя по их многочисленным высказываниям, только лишение свободы с конфискацией имущества было бы действительно справедливым наказанием, в особенности по отношению к крупным взяточникам, занимающим высокие посты в чиновничьей иерархии. Речь идет о преступности высших элит, так называемой «беловоротничковой» преступности, политической и элитарной коррупции. В обязательном порядке к лишению свободы, на наш взгляд, должны приговариваться взяточники, замещавшие (занимавшие) государственные должности Российской Федерации, государственные должности субъектов Российской Федерации, муниципальные должности на постоянной основе, а также работники правоохранительных органов. Никакой привилегии для откупа от лишения свободы в виде какого-либо кратного штрафа для них не должно быть предусмотрено. К примеру, в Канаде наиболее опасная форма коррупции — взяточничество — приравнивается к нарушению Конституции и акту государственной измены. Уголовному наказанию подлежит как лицо, получившее взятку, так и давшее ее. Депутатам Парламента этой страны, уличенным во взяточничестве, грозит тюремное заключение сроком до 14 лет. А ведь Канада — это страна с давними демократическими традициями. И никто там не помышляет о каком-либо гуманизме и либерализме по отношению к политическим коррупционерам.

Таким образом, и в России должна быть установлена повышенная строгость по отношению к высокопоставленным коррумпированным чиновникам. Иного не дано и быть не может. Другое дело, когда мы говорим о бытовой или низовой коррупции, распространенной среди учителей, врачей, мелких и средних чиновников, то тут штрафы вполне уместны. Такой подход действительно является гуманным по отношению к ним. Он, как это не будет выглядеть парадоксально, является гуманным и по отношению к подавляющей части нашего населения. Люди зачастую идут на подношение к ним не из-за каких-то корыстных мотивов, а, во-первых, из-за чувства страха и обеспокоенности за своих детей и родственников, их здоровье, образование, во-вторых, из чувств элементарной человеческой благодарности. В криминологическом плане их вполне можно отнести к так называемым «ситуационным» соучастникам коррупционных отношений. Не они, а по большому счету нынешнее, наше российское государство и общество виноваты в этом. Вместе с тем введение кратных штрафов вряд ли способно нанести ощутимый удар по уровню коррупции в целом. Тем более в отношении элитарной коррупции.

Не случайно в глазах зарубежных криминологов и политологов российское общество выглядит как культура, измученная и подавленная коррупцией. И, к сожалению, небезосновательно. Коррупция буквально проникла в детективную литературу, массовую культуру, сферу развлечений, сатиру и юмор, вторглась в политику, повседневный быт и, в конечном итоге, пытается овладеть нашим национальным российским сознанием и характером. Дело зашло так далеко, что часть коррупционных проявлений не определяется обществом как аморальное, неэтичное и недостойное поведение. Так, например, угощение важного и нужного человека в ресторане, приглашение его в гости, преподнесение ценного подарка за оказанную им услугу, решение какой-либо проблемы (устройство ребенка в детские ясли или сад, поступление в престижный вуз, освобождение от службы в армии и т.д.) не только не осуждается, но и часто оправдывается.

Резюмируя изложенное, можно сделать следующие выводы:

1. Уголовная политика в сфере противодействия коррупции или антикоррупционная уголовная политика в России начинает только формироваться. При этом процесс ее организации пока носит спонтанный и стихийный характер, осуществляется методом проб и ошибок. Политическая власть в лице ее высших представителей: президента, парламента и правительства с упорством, которое могло бы найти более достойное применение, игнорирует криминологические реалии, не считается с мнением криминологической общественности и мнением народа. Это выражается, в частности, в исключении конфискации имущества из числа уголовных наказаний, в введении кратных штрафов за взяточничество. Неудовлетворенность законодателя в состоянии уголовно-правовой борьбы с коррупцией, конечно же, можно понять. Но понять именно такого рода решение трудно, а тем более объяснить как на уровне научного подхода, так и на уровне здравого смысла. С другой стороны, это является свидетельством отсутствия у законодателя системного представления об уголовной политике по противодействию коррупции. По всей видимости, здесь также не обошлось без лоббирования со стороны коррумпированного чиновничества. Возникает резонный вопрос: для кого и для чего это делается? Не для высшей ли касты российского чиновничества, к которой видите ли целесообразно применять штрафы за совершение ими коррупционных преступлений, а для всех остальных, разумеется, лишение свободы.

Происходящие события показывают, что кризис российской уголовной политики все еще не преодолен. Он охватил как сам уголовный закон в целом, так и в особенности — наказание. Все отчетливее наблюдается процесс углубляющейся девальвации уголовного наказания. Произвольное обращение с этим важным институтом начинает нам дорого обходиться. Введя кратные штрафы за взяточничество, законодатель почему-то не сделал этого в отношении других преступлений коррупционной направленности: злоупотребления служебным положением, злоупотребления полномочиями, коммерческого подкупа и т.д. По-видимому, у субъектов, которые определяют основные направления уголовной политики в сфере противодействия коррупции, нет должного уровня знаний о коррупции, ее причинах, государственной стратегии и регулировании процессов противодействия коррупции, роли и возможностях уголовного закона. А отсюда нет и понимания, в каком направлении и как нужно двигаться.

2. Происходит сильное запаздывание с выработкой и формированием государственной политики в сфере противодействия коррупции в целом. По сути дела предметная работа на этом направлении началась только в 2008 г. Предыдущие 8 лет были бездарно утрачены. Ничего существенного за это время ни на законодательном, ни тем более на правоприменительном уровне не было сделано. Более того, государство раз за разом сдавало позиции в борьбе с коррупцией. Исключение конфискации из УК РФ яркий тому пример. Введение кратных штрафов за взятку тоже из этого ряда уступок коррупции. Не было проявлено должной политической воли сколько-нибудь активно заняться этой трудной, но совершенно необходимой работой. В результате, образно говоря, был выпущен джин из бутылки и затолкнуть его обратно уже практически невозможно. Задача состоит в том, чтобы ограничить его воздействие на все сферы жизнедеятельности нашего общества и государства: политическую, экономическую, правовую, культурно-нравственную и др. Поскольку политической воли для этого не проявлялось, то «дремало» не только правотворчество, но и, разумеется, правоприменение. Каких-либо заметных случаев привлечения к уголовной ответственности виновных лиц, к чему, кстати, неоднократно призывал сам Владимир Путин, не наблюдалось. Только в отдельных случаях, видимо, по величайшему позволению сверху, происходили аресты высокопоставленных чиновников. Между тем основополагающего конституционного и уголовно-правового принципа равенства граждан перед законом никто не отменял. Перед уголовным законом и правосудием должны быть в одинаковой степени равны и бывший министр обороны РФ, и руководители Рособоронсервиса, и бывшие руководители Московской областной прокуратуры и любые иные граждане, погрязшие в коррупции.
3. На состоянии коррупции в России оказывают отрицательное влияние многие факторы: политические, экономические, правовые, организационно-управленческие, институциональные, социально-психологические и др. Укажем только на правовые факторы. Это, во-первых, отсутствие законодательного закрепления конкретных коррупционных преступлений, связанных с злоупотреблением властью для получения выгоды в личных целях, в целях третьих лиц или групп. В УК РФ, как отмечает профессор В.В. Лунеев, «отсутствуют широко практикуемые в нашей стране коррупционные деяния, такие как: коррупционный лоббизм; коррупционный фаворитизм; коррупционный протекционизм; коррупционный непотизм; тайные взносы на политические цели; взносы на выборы с последующей расплатой государственными должностями; проведение приватизации, акционирования, залоговых аукционом «в узком кругу»; предоставление налоговых и таможенных льгот; переход государственных должностных лиц (сразу после отставки) на должности президентов банков и корпораций; коррупция за рубежом; совмещение государственной службы с коммерческой деятельностью и т.д. Именно эти виды коррупции причиняют основной вред государству, обществу и народу» [6]. Именно они разлагают власть, препятствуют политическим и экономическим реформам, разрушают наши нравственные устои и выталкивают Россию на обочину мировой цивилизации.

Во-вторых, недостаточная жесткость наказаний за совершение коррупционных преступлений. Поскольку об этом уже говорилось, повторяться нет смысла.

В-третьих, низкая эффективность правоприменительной практики. Карательный меч уголовного наказания направлен в основном на низовую коррупцию. Элитарная же коррупция до недавнего времени оставалась для него недосягаемой. И только во второй половине 2012 г., начале 2013 г. начали возбуждаться уголовные дела против коррупционеров из высших эшелонов федеральной и региональной власти. Однако чем они закончатся, приведут ли к реальному привлечению к уголовной ответственности виновных лиц — сказать пока трудно. Юристам хорошо известен эффект «воронки» между числом возбуждаемых уголовных дел, числом направленных в суд уголовных дел и числом уголовных дел, оконченных обвинительным приговором. Не сработают ли они и на этот раз… В этом плане обнадеживает лишь следующее — неотвратимость наказания за совершение коррупционных преступлений и правонарушений, которая по праву включена в перечень основных принципов противодействия коррупции в ФЗ «О противодействии коррупции». При этом данный принцип должен распространяться на все стороны: и на тех, кто, например, дает взятки, и на тех, кто их берет, и на тех, кто оказывает в этой коррупционной сделке посреднические услуги.

Пошатнувшийся авторитет уголовного закона необходимо срочно поднимать. Этого можно добиться за счет следующих мер: во-первых, путем проведения тщательной криминологической экспертизы проектов изменений и дополнений в УК РФ, исследования и изучения криминологической обоснованности криминализации и декриминализации, пенализации и депенализации; во-вторых, ввести принцип о безусловной большей строгости назначенного уголовного наказания в отношении высокопоставленных чиновников: в-третьих, реальным укреплением взаимодействия и сотрудничества между специальными службами, органами предварительного следствия, прокуратурой и судебными органами; в-четвертых, достижения максимальной гласности при расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел коррупционной направленности, в особенности тех, которые вызвали большой общественный резонанс и, наконец, в-пятых, введением в УК РФ отдельной главы «Коррупционные преступления».

В заключение о том, в каком направлении должна формироваться и реализоваться уголовная политика в сфере противодействия коррупции.

1. Следует вновь вернуться к обсуждению вопроса о государственной политике противодействия преступности, в рамках которого особое место должен занять вопрос о выработке государственной стратегии противодействия коррупции. На повестку дня этот вопрос был вынесен еще в 90-х гг. прошлого века видными учеными-криминологами А.Я. Сухаревым, А.И. Алексеевым и М.П. Журавлевым [11], а также и автором данной статьи [3], но своей актуальности он не только не утратил, но и еще более ее повысил.
2. Необходима скорейшая ратификация Государственной Думой РФ ст. 20 Конвенции ООН по противодействию коррупции. Дальнейшее затягивание с этим важнейшим политическим вопросом наносит вред авторитету и престижу Российского государства перед мировым сообществом. Тем более, что важный первоначальный и необходимый шаг на пути к реализации ратификации данной статьи уже сделан. Речь, в частности, идет о ФЗ «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» от 3 декабря 2012 г. № 230-ФЗ.
3. Следует вновь придать конфискации имущества статус основного вида уголовного наказания и ввести ее за коррупционные преступления, в первую очередь за взяточничество. Ситуация, при которой народ видит преступление, но не видит наказания, не может продолжаться бесконечно. Мнение общества в современной России начинает приобретать свою реальную значимость и не считаться с ним, как это было раньше, уже не только нельзя, но и опасно для власти.
4. Институт антикоррупционной экспертизы требует дальнейшего совершенствования. В частности, необходимо продумать вопрос о придании заключениям антикоррупционной экспертизы в определенных случаях элементов обязательного характера. Например, когда заключение содержит прямое указание на наличие в законодательных и иных нормативно-правовых проектах коррупционных угроз и рисков. В таких ситуациях, на мой взгляд, необходимо при обсуждении проекта в обязательном порядке рассматривать заключение экспертизы и принимать по нему соответствующее решение. Разумеется, с приглашением к обсуждению самих экспертов. В этом процессе также необходима максимальная гласность. Экспертам должна быть предоставлена возможность для публичного изложения своей позиции в средствах массовой информации. Однако с позиций криминологической науки резонно вновь поставить вопрос о внедрении в правотворческий, законодательный процесс института криминологической экспертизы проектов законов и иных нормативных правовых актов. Криминологическая экспертиза по своему предназначению, содержанию и рекомендациям шире антикоррупционной экспертизы. Если бы, например, была проведена криминологическая экспертиза по вопросу об исключении конфискации имущества из УК РФ, то такого позорного факта в истории российского уголовного законодательства никогда бы не произошло.
5. Обращаясь к опыту ряда зарубежных стран, которые добились наиболее существенных результатов в противодействии преступности (Дания, Великобритания, Китай, Сингапур, США, Южная Корея, Япония), следует по аналогии с ними продумать вопрос о создании специального федерального органа в структуре исполнительной власти, ответственного за противодействие коррупции, например, Федеральной службы по противодействию коррупции. Возникает также вопрос об учреждении института независимых прокуроров. В передаче «Человек и закон» на Первом канале телевидения 15 февраля 2013 г. был продемонстрирован из ряда вон выходящий случай, когда в зале судебного заседания прокурор, обязанный в силу своего процессуального положения поддерживать позицию следствия о заключении под стражу заместителя прокурора Московской области Игнатенко, сделал наоборот. Он пытался убедить судью, что Игнатенко не представляет никакой опасности, не будет в дальнейшем скрываться от следствия и не заслуживает дальнейшего содержания под стражей и ему следует изменить эту меру пресечения на иную. Телезрителям была ясно видна и понятна ангажированность прокурора, перед судом выступал явно зависимый прокурор.

Реализация этих предложений, разумеется, должна сопровождаться осуществлением необходимых мер по усилению независимости судей и невмешательства в судебную деятельность.

6. И напоследок, самое главное заключается в следующем. Тот беспрецедентный уровень коррупции, который охватил Россию, а отсюда тот страх перед ней, который реально ощущает каждый ее гражданин, та опасность, которая угрожает национальной безопасности, должны пробудить в нас, россиянах, присущую именно нам национальную совесть, сплотить российскую нацию в противодействии коррупционной чуме. Нам необходимо понять, что так жить дальше нельзя. А отсюда в противодействии коррупции необходимо скорейшее установление и налаживание гражданского, общественного контроля, в рамках которого применительно именно к нашим российским реалиям потенциально могут быть использованы три основных направления: контроль над реализацией закона, общественное согласие и общественный контроль.

Контроль над реализацией закона необходим в силу того, что закон является инструментом власти. Политические и экономические решения принимаются и приводятся в действие любой правящей властью посредством принятия соответствующих законов. В демократическом обществе законы принимаются в интересах большинства граждан, они отвечают их подлинным интересам и чаяниям. И, напротив, в обществах не демократических, автократических и тоталитарных законы зачастую принимаются в интересах отдельных политических сил и особых экономических групп. В интересах каких политических сил и экономических групп был принят закон об исключении конфискации имущества из УК РФ в 2003 г.? Ответ очевиден: в интересах коррумпированного чиновничества и экономического криминалитета.

С общественным согласием, на первый взгляд, дело выглядит крайне сложным в силу наличия множества различных политических сил и интересов, социально-экономического расслоения нашего общества. Однако, несмотря на это, проблема коррупции, ее реальная угроза национальной безопасности в настоящий период времени выполняет объединяющую функцию. На той волне общественного негодования по поводу коррупции, которая образовалась в России, Президенту страны, Парламенту и Правительству России, основным политическим силам необходимо взять на себя ответственность за результаты борьбы с коррупцией. Любые реальные шаги с их стороны, безусловно, будут поддержаны населением. Настал, наконец, момент истины. Упустить такой шанс будет непростительно как для самой власти, так и для всего российского общества.