В 2011 г. Российская Федерация присоединилась к Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г.[1] (далее – Конвенция 1980 г.), что потребовало существенных изменений отечественного законодательства. В 2014 году Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации[2] (далее – ГПК РФ) был дополнен главой 22.2 «Производство по рассмотрению заявления о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа на основании международного договора Российской Федерации».
Применительно к разрешаемым в порядке главы 22.2 ГПК РФ делам о возвращении ребёнка или об осуществлении в отношении ребёнка прав доступа источником материального права как раз и служит Конвенция 1980 г. В качестве целей названного международно-правового документа провозглашены: обеспечение международно-правовой защиты детей от вредоносных последствий их незаконного перемещения или удержания; установление процедур, обеспечивающих их незамедлительное возвращение в государство их постоянного проживания, а также обеспечение защиты прав доступа. Специалисты считают данную Конвенцию одним из наиболее удачных международных документов, выработанных под эгидой Гаагской конференции по международному частному праву. Она уже позволила оперативно разрешить тысячи дел о похищении детей [6, с. 136].
Разумеется, споры о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа на основании Конвенции 1980 г. возникают только в тех случаях, когда ребенок был незаконно перемещен/удержан в стране-участнице Конвенции 1980 г. или в такой стране были нарушены права доступа родителя. Остальные случаи (например, удержание ребенка на территории одной страны, перемещение в страну, не являющуюся участницей Конвенцией 1980 г.) не подпадают под действие этого международного договора. Так, Дзержинский районный суд Санкт-Петербурга не принял исковое заявление гражданина США, руководствуясь ст. 38 Конвенции 1980 г., поскольку США не признали присоединение РФ к данному международному договору [3].
Кроме того, случаи, когда незаконные действия относительно ребенка имели место до признания факта присоединения к Конвенции 1980 г. одного государства другим, не подпадают под действие рассматриваемого договора. Примером является дело между истцом – гражданином Японии, и ответчицей – гражданкой России, рассмотренное в Первомайском районном суде Ростова-на-Дону. Незаконное перемещение было совершенно ответчицей 1 февраля 2014 года. «Япония признала присоединение Российской Федерации к Конвенции 24 января 2014 года. Указанное присоединение вступило в силу только с 1 апреля 2014 года, что отражено в уведомлении Министерства иностранных дел Королевства Нидерландов, осуществляющего функции депозитария по Конвенции 1980 г., и в ноте Посольства Японии в Нидерландах № 07-Р-2014 от 24 января 2014 года»[4]. Исходя из буквального толкования норм, содержащихся в Конвенции 1980 года, суд пришел к выводу, что в двусторонних отношениях между Российской Федерацией и Японией Конвенция 1980 г. действует только с 1 апреля 2014 года, тогда как судом установлено, что незаконное перемещение произошло 1 февраля 2014 года. Исходя из этого в удовлетворении исковых требований суд отказал.
Следует согласиться с оценкой В.Л. Кабанова, по которой «присоединение Российской Федерации к настоящей Конвенции не только отвечает современным объективным тенденциям демократизации, гуманизации права, его интернационализации, но и создает цивилизационные юридические механизмы использования конкретных норм Конвенции для более эффективной защиты прав, интересов российских несовершеннолетних детей, их родителей, других заинтересованных лиц» [3, с. 29].
Введение в ГПК РФ главы 22.2 потребовало теоретической разработки не только процессуальных институтов, нормы которых регулируют вопросы рассмотрения в судах исследуемой категории дел, но и анализа материально-правовых аспектов споров о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребёнка прав доступа на основании Конвенции 1980 г.
Все дела, касающиеся интересов ребенка, должны разрешаться судом исходя из его наилучших интересов, в соответствии с Конвенцией о правах ребенка 1989 года[5], в п. 1 ст. 3 которой сказано, что «во всех действиях в отношении детей, независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка».
Наилучшие интересы похищенного ребенка учтены Конвенцией 1980 года при установлении как принципа незамедлительного возвращения, так и обстоятельств, при которых в возвращении ребенка в государство обычного проживания может быть отказано. Так, необходимость достижения цели Конвенции 1980 года «допускает исключение из обязательства вернуть незаконно перемещенного ребенка в место его постоянного проживания по причине того, что не всегда такие возвращения будут соответствовать интересам ребенка» [4, с. 156].
Взаимосвязь материального и процессуального права наблюдается при определении предмета судебной защиты, содержательная характеристика которого относится к материальному праву. Споры о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа возникают при незаконном похищении/удержании ребенка или наличии препятствий доступа к ребенку. При возникновении подобных ситуаций пострадавшее лицо имеет право обратиться в суд за восстановлением нарушенных прав. В исследуемой категории дел в предмет судебной защиты входят нарушенные права ребенка, а также права опеки и доступа оставленного родителя или иного законного представителя (как следует из ст.ст. 3, 8 Конвенции 1980 г., в качестве него могут выступать какое-либо лицо, учреждение или иная организация, совместно или индивидуально наделенные правами опеки).
Для обозначения истца по данной категории дел в международном и зарубежном законодательстве широко применяется термин «оставленный родитель» (left-behind parent). Названный термин используется в документах Гаагской конференции по международному частному праву, законодательстве США и литературе, посвященной Конвенции 1980 года, для обозначения лица, обращающегося в Центральный орган с заявлением о возвращении ребенка или предъявляющего в суд требование о возвращении ребенка. В США он встречается непосредственно в законе в качестве условного обозначения истца по делам о возвращении ребенка. Это обозначение введено, чтобы упростить нормы, избежав в них перечисления всех лиц (родителя, опекуна, организации), считающих, что их права опеки нарушены перемещением или удержанием ребенка, то есть использовано как прием юридической техники. В американском законодательстве указанный термин раскрывается в точном соответствии со ст. 3 и ст. 8 Конвенции 1980 года: «The term «left-behind parent» means an individual or legal custodian who alleges that an abduction has occurred that is in breach of rights of custody attributed to such individual». На русский язык это определение может быть переведено следующим образом: «Термин “оставленный родитель” означает физическое или юридическое лицо, осуществляющее опеку над ребенком, которое утверждает, что имело место похищение в нарушение прав опеки, принадлежащих такому лицу»[6].
Необходимо особо подчеркнуть, что Конвенция 1980 года является инструментом, который призван защитить права детей, а не взрослых [10, p. 65]. В этой связи не вполне точной видится позиция Н.В. Тригубович, согласно которой «предметом спора по данной категории дел являются права и обязанности родителей по возвращению ребенка в государство, в котором он постоянно проживал до незаконного перемещения или удержания. С точки зрения защиты прав ребенка предметом спора является право ребенка «не быть похищенным» (незаконно перемещенным или удерживаемым)» [5, с. 25]. Думается, что предметом судебной защиты по делам о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа, прежде всего, выступают нарушенные права ребенка и, уже во вторую очередь, права опеки и доступа оставленного родителя. Именно для наиболее эффективной защиты прав ребенка необходимо обеспечить и защиту прав оставленного родителя (иного законного представителя), так как они тоже были нарушены при незаконном перемещении и удержании ребенка.
Определить, что именно входит в предмет судебной защиты, невозможно без понимания сути, правовой природы спорных материально-правовых отношений. Определив, что права ребенка и оставленного родителя (иного законного представителя ребенка) являются предметом судебной защиты, можно выявить и особенности средств защиты, предмета доказывания, особенности процессуального положения лиц, участвующих в судебном деле по исследуемой категории.
Предмет судебной защиты в данном случае – нарушенные права ребенка. При этом перемещение и удержание ребенка не будут считаться незаконными, если не нарушены права опеки и доступа. Обращаясь в суд, один из родителей или иной законный представитель ребенка просит восстановить его нарушенные права, защитить их. Результатом защиты прав опеки и доступа является возвращение ребенка в страну постоянного проживания или же, в зависимости от заявленного требования, появление у родителя (иного законного представителя ребенка) возможности общения с ним (право доступа).
Главный приоритет и главная цель Конвенции 1980 года – защита ребенка от последствий стресса, вызванного перемещением или удержанием в чужой среде. Все материальные, процессуальные инструменты данного международного акта направлены на скорейшее возвращение ребенка в привычную среду. Только после возвращения ребенка должны решаться вопросы, касающиеся порядка его дальнейшего общения со своими родителями.
Основная посылка Конвенции 1980 года заключается в том, что похищение ребенка настолько вредно, что возвращение его в государство обычного проживания является правильным. Возвращение ребенка впоследствии позволяет соответствующему суду вынести решение о его будущем [7, p. 101; 9, p. 365-405].
Смешение исследуемой категории дел с иными семейными делами приведет к усложнению процесса и затягиванию сроков. Вряд ли верно рассмотрение вопросов воспитания в той стране, где ребенок не проживает, куда его незаконно переместили. Подобное рассмотрение будет служить поощряющим актом, последствием для похищающего родителя, который может оказаться в более выгодных условиях, чем оставленный родитель.
Тем самым, цели Конвенции 1980 года накладывают существенный отпечаток на процессуальное рассмотрение дел данной категории. Нормы международного договора не только определяют предмет судебной защиты и средства защиты, но и вводят ограничения в рассмотрении, такие как невозможность смешения исследуемой категории дел с другими категориями и невозможность подачи встречного искового заявления.
Воздействие материального права распространяется также на состав лиц, участвующих в судебном деле, который определяется моделью тех материально-правовых отношений, из которых возник спор, рассматриваемый судом. Спор о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа чаще всего возникает между родителями ребенка. Соответственно, оставленный родитель (иное наделённое правами опеки лицо, учреждение или иная организация) выступает в качестве истца в исследуемой категории дел, а похитившее лицо является ответчиком.
Кроме того, в соответствии со ст. 6 Конвенции 1980 года, государства-участники обязаны назначить один или несколько центральных органов для обеспечения беспрепятственного и эффективного применения международного договора. Конвенция 1980 года не только установила необходимость учредить Центральные органы в каждом государстве-участнике, но и определила широкий перечень обязанностей данных органов. В связи с этим представляется возможным выделить следующие задачи названных органов:
- собирать и обмениваться информацией о статусе ребенка и о решениях, касающихся ребенка;
- предоставлять информацию и помощь лицам, обладающим правом опеки;
- облегчить взаимодействие между судами. Так, в соответствии с Регламентом № 2201/2003 Совета Европейского Союза «О юрисдикции, признании и приведении в исполнение судебных решений по семейным делам и делам об обязанностях родителей, отменяющий Регламент (ЕС) № 1347/2000»[7] (Регламент Брюссель-II), в случае, если суд принял решение не возвращать ребенка в соответствии со статьей 13 Конвенции 1980 года, копия постановления суда о невозвращении и другие документы должны быть переданы в суд в государство-член, в котором ребенок обычно проживает непосредственно перед тем, как его незаконно перевезли или удерживают. Разумеется, это правило распространяется только на страны Евросоюза, применяющие соответствующее наднациональное регулирование.
Основная роль Центрального органа состоит в консультировании оставленного родителя и оказании ему помощи. В этих целях он направляет заявки на возвращение ребенка в Центральные органы других государств. С их помощью он стремится выяснить местонахождение похищенного ребенка, принять временные меры, провести переговоры о мировом соглашении между сторонами, участвующими в конфликте и, при необходимости, возбудить судебное дело о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа.
Несмотря на то, что Конвенция 1980 года содержит исчерпывающий перечень обязанностей Центральных органов, в международной практике возникают вопросы по поводу объема их полномочий. Во многом это связано с тем, что анализируемый международный договор содержит лишь общие ориентиры, позволяющие государствам-участникам по-разному толковать конвенциональные нормы, что, в свою очередь, также приводит к достаточно разнообразной практике.
В соответствии с пунктом «f» статьи 7 Конвенции 1980 года, Центральные органы имеют право возбуждать судебные, административные разбирательства по исследуемой категории дел. Эта норма получила различное толкование в государствах-участниках. Наиболее узкое толкование нашло применение в Великобритании, где считается, что Центральный орган обязан принимать надлежащие меры только для того, чтобы предоставить адвокатам возможность действовать от имени заявителя. В этой стране Центральный орган не может подавать исковое заявление в суд, а вправе лишь проконсультировать оставленного родителя и оказывать ему помощь в поисках адвоката, специализирующегося на делах данной категории. Подобная практика сложилась и в других юрисдикциях общего права, в частности, в Израиле, Соединенных Штатах Америки, Канаде, в которых роль Центрального органа ограничивается предоставлением информации о юридическом представительстве.
Однако это не универсальная практика, и иное толкование указанной нормы прослеживается в том числе и в странах общего права. Например, в Австралии и Новой Зеландии Центральные органы вправе инициировать судебное разбирательства, а именно подавать в суд исковое заявление о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа. Стоит заметить, что даже в тех случаях, когда Центральные органы могут инициировать судебные разбирательства, их процессуальный статус и объем процессуальных прав варьируются. Так, в некоторых странах они только инициируют судебное дело и не имеют иных полномочий (например, в Австралии и Новой Зеландии, Франции, Швеции), а в других могут представлять интересы оставленного родителя, участвовать в судебном процессе в качестве их представителей (например, в Германии, Италии, Мексике, Нидерландах, Испании и т.д.).
Причины такого различного подхода в каждой стране свои. Так, в Соединенных Штатах Америки подобный «узкий» подход аргументируется тем, что Центральный орган не может участвовать в судебном процессе и быть заинтересованным лицом, так как является государственным органом, призванным поддерживать нейтралитет в применении Конвенции 1980 года, ее эффективное осуществление, соответственно, инициирование судебных дел противоречит основным задачам данного органа [8, p. 420].
Учитывая отмеченные обстоятельства, перспективным представляется развитие института медиации, в том числе активное способствование расширению медиативного сотрудничества в рамках межгосударственных контактов, направленных на разрешение дел рассматриваемой категории. М. Веняляйнен [2] в этой связи справедливо обращает внимание на роль медиации при рассмотрении юридических конфликтов, связанных с международным похищением детей, и разрешении их на основе положений Конвенции 1980 года. Государствам-участникам рекомендовано создавать Центральные контактные пункты по медиации, либо наделять соответствующими полномочиями Центральные органы [7, p. 101; 9, p. 365-405].
При Министерстве просвещения Российской Федерации, выступающем в нашей стране в качестве предусмотренного Конвенцией 1980 г. Центрального органа, действует Федеральное государственное бюджетное учреждение «Федеральный институт медиации», специалисты которого на безвозмездной основе осуществляют медиацию в связи с нарушениями прав опеки и доступа, защищаемых данным международно-правовым договором. Однако вплоть до настоящего времени контактный центр по организации медиации по делам, касающимся исполнения Конвенции 1980 года, в нашей стране так и не создан. Думается, что в рамках дальнейшего развития сети служб медиации создание подобного центра вполне оправдано.
Д.С. Борминской [1] высказывалась точка зрения, согласно которой полномочиями центрального органа в рассматриваемой сфере необходимо наделить не Министерство просвещения РФ, а Министерство юстиции РФ. Признавая правоту этой позиции, представляется возможным взглянуть на неё под новым ракурсом, с учётом последних тенденций, складывающихся в этой сфере общественных отношений. Обоснованность передачи соответствующих полномочий Министерству юстиции РФ подтверждается следующими факторами.
Во-первых, именно по такому пути пошло подавляющее число стран-участниц Конвенции 1980 г.
Во-вторых, функции центрального органа, как они описаны в Конвенции 1980 года, ближе к российскому пониманию юстиции (как особой правоприменительной и правоохранительной деятельности по реализации судебной власти), нежели к функциям воспитания, опеки и попечительства, которые, в числе прочих, возложены на Министерство просвещения РФ (причем, конвенциональное понимание «опеки» и «прав опеки» не совпадает с тем пониманием, которым эти категории наделяет российский законодатель). Конвенция 1980 года не только не регламентирует вопросы опеки, но и категорически оговаривает в ст. 16 и ст. 19 то, что подобные вопросы её положениями не затрагиваются.
Тем самым влияние материального права на процессуальное прослеживается на всех стадиях рассмотрения дел о возвращении ребенка или об осуществлении в отношении ребенка прав доступа. Нормы Конвенции 1980 г. предопределяют особенности судебного процесса, что отражается в принципе наилучшего обеспечения интересов ребёнка, предмете судебной защиты, особенностях средств защиты и предмета доказывания, а также особенностях состава и процессуального положения лиц, участвующих в судебном деле по исследуемой категории.
