«Законодательство – это жизнь. В нем мы живем, движемся и существуем…, устраните мысль о существовании закона, и вы вместе с тем разрушите понятие общества…», – писал в XIX веке А. Г. Станиславский [3, с. 8]. И если «закон» в широком его понимании существует столько, сколько существует общество, то наука, изучающая закон, возникает лишь тогда, когда «… самый предмет имеется в виду не как нестройная и безразличная материя, но представляется вниманию наблюдателя как нечто единое, органически развитое и заключенное в определенную форму» [3, с. 5]. То есть только на определенном этапе развития, при определенных объективных условиях две значимые для общества сферы – наука и законотворчество – сближаются, находят точки соприкосновения и затем активно взаимодействуют.
Можно выделить несколько периодов в истории такого взаимодействия. Первый – до начала XVIII в.– донаучный, «дъяческий»; второй – первая половина XVIII в. – период «эмбриональный», время формирования предпосылок развития и сближения науки и практики; третий – вторая половина XVIII – первая треть XIX вв. – становление «законоискусства» как научно-практической сферы; четвертый период – вторая половина XIX в. и до настоящего времени – период активного взаимодействия науки и практики. В последнем периоде можно выделить этапы, связанные со спецификой законотворчества власти имперской, временного правительства, советов и современной России.
До середины XVII столетия отечественная юриспруденция носила прикладной характер, законотворчество реализовывалось в практике государственных деятелей, которые, приобретая навыки правоприменения, вырабатывали технологии упорядочения норм отечественного права. Знания законов и умения их толковать формировались, прежде всего, в судопроизводстве. «Русская первоначальная юриспруденция есть собственно юриспруденция дъяческая. Дьяк или клерк – сие таинственное, дивное существо в истории законодательств», – писал в свое время русский юрист Ф. Л. Морошкин [2, с. 214].
К началу XVIII в. прикладная юриспруденция уже не отвечала потребностям времени. Реформы Петра I, направленные, в первую очередь, на модернизацию государственной системы, не в меньшей степени затронули другие сферы жизнедеятельности российского общества. Новые условия породили потребность реформирования системы законодательства, ее структуризации, а, следовательно, формирования сообщества юристов-профессионалов, расширения круга юридически образованных лиц, способных научно обосновать и осуществить эти преобразования. Реформы первой четверти XVIII в. сопровождались активной законодательной деятельностью. В среднем принималось почти две сотни царских указов в год. Потребность в упорядочении законодательства была настолько очевидной, что уже в 1700 г. царем инициируется процесс «… пересмотра и исправления Уложения 1649 года», создается Палата (комиссия) «… для учинения Уложения и всех указов, после того состоявшихся» [5, с. 30, 31]. Поэтому последующее развитие законотворчества и юридической науки в России отечественные правоведы видят в неразрывной связи с процессом систематизации отечественного законодательства и развитием юридического образования.
Во второй половине XVIII – нач. XIX вв, несмотря на то, что в России появляются университеты, формируется юридически образованное сообщество, по-прежнему превалировала практическая юриспруденция. Но, вместе с тем, термины «законоведение», «законоискусство» наполнялись как практическим, так и научным смыслом, «… знание законов сливались с искусством прилагать эти законы к встречающимся случаям гражданской жизни», поэтому законотворческая деятельность была направлена, прежде всего, на систематизацию существующего правового массива, адаптацию старых законов новым обстоятельствам и создание условий для всестороннего познания законов. Знание законов становилось обязанностью не только юриста-практика, но и обычного человека. Например, И.В. Васильев пояснял это требование времени так: «… каждый должен… знать законы, чтобы ограждать свою честь, доброе имя – личность, с коей соединено политическое бытие наше…, оградить от притеснений слабого…, оправдать невинного – есть торжество души благородной, возвышенной…, охранить законным образом имущество, собственность…» [1, с. 12-13].
Таким образом, главная цель законотворчества в этот период заключалась в правовой социализации, связанной с приобретением личностью правовых знаний и опыта правового общения. Именно эта цель и предопределила роль науки в формировании понятийного аппарата законоведения, совершенствовании юридической техники и научном обосновании законодательного проектирования.
И только издание Полного Собрания и Свода Законов Российской империи положило твердое основание русской юриспруденции, начинается основательное изучение истории российского законодательства, систематическое изучение догмы российского законодательства, которая в оценках современников, в том числе европейских исследователей, является беспрецедентной по размаху и дерзости, не имеющая аналогов в истории права. Проведенная научно обоснованная систематизация российского законодательства позволила решить ряд важных политических и практических задач. Значительно повысилось качество законотворчества, повысилась эффективность правоприменительной деятельности, было создано единое правовое информационное поле, сформирована организационно-правовая база для государственных органов власти и управления, а также сложилась база источников для юридической науки и образования.
Особенностью законотворческой деятельности в России стало и то, что в ней активное участие принимали политики, они же и исследователи отечественного права, люди, обладающие высоким интеллектуальным потенциалом, получившие юридическое образование в европейских университетах и, будучи профессорами отечественных университетов, активно вовлеченные в систему подготовки российских юристов. Именно поэтому в XIX в., особенно во второй его половине, законотворчество в России имело как официальный, так и неофициальный характер, представляя уникальный опыт развития и социализации научного знания, способствовало консолидации научного сообщества, формированию научных ценностей и развитию правовой культуры.
Работа по систематизации отечественного законодательства, основанная на видовой классификации правового массива, естественным образом спровоцировала глубокие исследования отраслевого права. Уже в начале XIX столетия, с созданием Комиссии составления законов задача кодификации отдельных отраслей права стала настолько очевидной, что в структуре Комиссии были выделены группы, а затем созданы и самостоятельные комиссии по разработке кодифицированных актов: Гражданского Уложения, Уголовного Уложения, отдельных Уставов и узаконений. Именно это направление в законотворческой деятельности пробудило отраслевую науку, дало импульс отраслевому научному творчеству, способствовало созданию научных групп и сообществ. Отраслевое правотворчество становится общественно привлекательным, и уже в середине, особенно во второй половине XIX столетия в обсуждение законопроектов вовлекаются не только профессиональные юристы и политики, но и общественные деятели, представители иных наук, тем самым обеспечивается широкая социальная база этому процессу, способствующая популяризации научного правового знания.
Однако, несмотря на столь активную позицию научного сообщества, в законотворчестве, по мнению ученых-правоведов XIX в., в России, в отличие от европейских государств, сложилась специфическая традиция. И если в Европе «… успехи законоведения вызывали нередко деятельность общественной власти к усовершенствованию законодательства, – писал А.Г. Станиславский, – в России наоборот, по мере того как слагались и совершенствовались законы, и учение о них приобретало большее значение и подвигалось вперед – такова отличительная черта Русского законоведения» [3, с. 29]. К сожалению, такая тенденция во взаимодействии науки и законотворчества сохраняется и сегодня. Многие современные юристы считают, что для юридической науки наступил момент истины, определяющий сумеет ли российское правоведение стать полностью адекватным не только текущим (ситуативным) социальным запросам, но и идеалам современной науки [4, с. 8].
