Процесс насаждения в России православия и активной борьбы Русской православной церкви (РПЦ) за влияние на сознание русских людей и сращивание с государством не отличался гуманностью и характеризовался различного рода инквизиционными процессами, которые были по своей сути самосудными расправами над лицами, не желающими принимать православную веру, оппозиционно к ней настроенных или ведущих образ жизни, не соответствующий православному религиозному учению.
Инквизиция представителей РПЦ практически ничем не отличалась от практики подобных расправ над инаковерующими, учиняемой их европейскими религиозными коллегами. Не смотря на то, что открыто данная инквизиция в России просуществовала относительно небольшой промежуток времени и не была так ярко выражена, как в Европе, в ходе ее было ущемлено в правах, загублено и уничтожено большое количество людей [9, с. 98–99; 11, с. 72–73].
Попытки дореволюционных исследователей познакомить общество с православной инквизицией в России обычно не увенчивались успехом, так как все их работы, отражающие и характеризующие подобное явление, подвергались жесточайшей цензуре и запрещались к публикованию. Так, например, в 1898 г. Статья В. Г. Короленко «Об инквизиции», повествующая о деятельности православных инквизиторов в царской России, была запрещена цензурой к изданию. В целом же было принято, особенно среди церковных историков, всячески облагораживать деятельность РПЦ и умалчивать о ее антигуманных действиях. В частности, М. И. Горчаков писал, что в древних литературных источниках нет якобы сведений об особом трибунале, занимавшемся преследованием и осуждением еретиков [2, с. 491–504], т. е. инквизиционной практике.
Прямо говорить и знакомить общество с православной инквизицией стало возможно только в советский период развития российской государственности, когда роль церкви в духовном развитии народа была занижена партийной властью. В этой время появляется труд Е. Ф. Грекулова «Православная инквизиция в России», обстоятельно доказывающий, что инквизиционные методы расправы с прогрессивной мыслью, передовым общественным движением, людьми, выступавшими против религии и церкви, действительно существовали в повседневной деятельности православной церкви [3].
Благодаря утверждению Конституцией РФ[1] свободы слова мы можем открыто дискутировать об инквизиции и самосуде РПЦ, но все же с определенной осторожностью, в силу практически полной клирикализации российских государственных структур, несмотря на конституционно узаконенный светский характер РФ.
Открыто затрагивать вопросы антигуманной деятельности РПЦ и желания доносить доказательства подобной деятельности до общества нам позволяет понимание разницы между такими понятиями, как «религиозная вера» и «религиозная организация». Под первым из них мы понимаем убежденность в существовании некой высшей нематериальной силы, духовно связанной с миром людей, под вторым, — некое социальное негосударственное образование, совокупность людей, сплотившихся для достижения определенной цели и выполнения поставленных задач, обусловленных созданным ими самими религиозного учения. При этом данные цели и задачи могут иметь как гуманный, так и антигуманный характер. Поэтому, с религиозной точки зрения, можно быть глубоко верующим человеком, но не относить себя к конкретному религиозному учению и, тем более, служить правилам, установленным той или иной религиозной организацией.
Православная инквизиция на Руси начала свою деятельность с борьбы над ведьмами и различного рода дьяволопоклонниками. Дискуссию вызывает то обстоятельство, насколько интенсивным и каким по характеру было подобное истребление. Здесь исследователи расходятся во мнении.
Одни (например, Н. И. Барсов [1], О. Христофорова [13]) утверждают, что выступления против «врагов» церкви с ее стороны носили случайный и непоследовательный характер, поскольку православные священники были осторожны в своих нападках на ведьм и колдунов, стремясь препятствовать народным самосудам над ними. Другие (в частности, Е. Ф. Грекулов [3], А. С. Пругавин [6]) отстаивают точку зрения о том, что различного рода ведовские процессы над «служителями дьявола», учиняемые на Руси православными церковниками, были нисколько не гуманнее подобных процессов, проводимых их католическими коллегами в Европе во времена Святой инквизиции. Те и другие служители религиозного культа использовали, фактически, одни и те же средства и методы выявления дьяволопоклонников и жестокой расправы над ними. Следует отметить, что особо активную деятельность по учинению самосудных расправ над ведьмами и колдунами РПЦ начала с конца XIV в. в рамках борьбы с различного рода ересями.
Но как бы не спорили ученые и специалисты в вопросе отношения РПЦ к колдунам и ведьмам, очевидно одно — спокойно относиться к существованию подобных дьяволопоклонников среди своих мирян она никак не могла. «Служители дьявола» выступали идеальными «врагами» новой религии, активное выявление, разоблачение и уничтожение которых являлось эффективным способом манипулирования обывательским мировоззрением и увеличением своей паствы. Вследствие чего представители РПЦ предпринимали все усилия, чтобы подобных «врагов» было как можно больше, а их истребление пафосней. Опоенные властью, которую сулила им новая вера, они позволяли себе причислять к ее «врагам» практически любого славянина по любому поводу. Делать это было весьма не сложно, поскольку поводов для обвинений в богоотступничестве в этнокультурных обычаях и традициях славян на Руси существовало более чем достаточно. Особо «фанатичные» церковники находили их даже в обычном врачевании. Безусловно, много «служителей дьявола» было найдено ими среди людей, увлеченных изучением естественной природы окружающего мира и различных наук. Помощь в возмездии над ведьмами и колдунами служителям православного культа оказывали обычные воцерковленные граждане, фанатично принявшие новую религию.
В Древней Руси ведовские процессы возникли уже в XI в. Расследованием этих дел занимались церковные власти. В древнейшем юридическом памятнике «Уставе князя Владимира о церковных судах» ведовство, чародейство и волхвование отнесено к числу дел, которые разбирала и судила православная церковь. В памятнике XII в. «Слово о злых дусех», составленном митрополитом Кириллом, также говорится о необходимости наказания ведьм и колдунов церковным судом.
По примеру своих католических соратников православная инквизиция разработала в XIII в. методы распознавания ведьм и чародеев огнем, холодной водой, путем взвешивания, протыкания бородавок и т. п.
Для разоблачения в дьяволопоклонстве представителям православной церкви необходимо было укреплять среди славян веру в дьявола, поэтому они объявляли еретичеством всякое сомнение в его реальности, преследуя не только лиц, обвиненных в отношениях с нечистой силой, но также и тех, кто высказывал сомнение в ее существовании.
Православные священники, стремясь проявить себя перед представителями церковной верхушки, соревновались в своей жестокости по отношению к иноверцам и служителям «нечистой силы». Так, например, этнографические источники свидетельствуют об особом зверстве новгородского архиерея Луки Жидяты, жившего в XI в. Как отмечает летописец «сей мучитель резал головы и бороды, выжигал глаза, урезал язык, иных распинал и подвергал мучениям». И еще примеры. В 1411 г. Киевский митрополит Фотий разработал систему мероприятий борьбы с ведьмами. В своем послании духовенству он предлагал отлучить от церкви всех, кто будет прибегать к помощи ведьм и чародеев. В том же году по наущению духовенства в Пскове сожгли 12 колдуний за якобы насланный на город мор. В 1444 г. по обвинению в чародействе в Можайске всенародно был сожжен боярин А. Дмитрович с женой [3]. Как свидетельствуют этноисточники, служители православного культа в 1648 г. обвинили некую Марфицу в том, что она якобы «портила людей своим волшебством». Несчастную трижды пытали, «трижды к огню привожена и клещами жжена». Кроме нее пытали еще восьмерых (из них семь женщины, причем пять беременные). В то же время был показательный суд над М. Салаутиным, обвиненным в «волшебстве и порче»: «Митька Салаутин пытан накрепко клещами жжен, а с пытки на себя ничего и никакова не говорил» [7].
Кроме самочинного истребления ведьм, колдунов и иных дъяволопоклонников, начиная с XIV в. православная церковь стала развертывать борьбу с еретичеством, которое на Руси олицетворяло инакомыслие и инаковерие, подрывало веру в истинности православного религиозного учения, формировало негативное отношение к деятельности РПЦ, т. е. было чрезвычайно опасно для служителей православного культа. Отметим, что в России первые еретики появились в XIV в. в Пскове и Новгороде, которые были главными центрами еретического движения на Руси до середины XVI в., поскольку северная Русь имела наиболее тесные контакты с Европой и лучший уровень экономического развития. Новгородско-московская ересь, возникшая в конце XV в., была очень похожа на еретические движения в Европе и представляла собой первую попытку образованных людей вырваться за предписанные церковью средневековые правила поведения.
На основании изложенного победа над еретиками была для РПЦ жизненной необходимостью. Находясь в растерянности, православные иерархи обратились к европейскому опыту. По приказу новгородского архиепископа Геннадия в 1490 г. против ряда видных еретиков применили типично инквизиторскую казнь, в результате которой некоторые из наказанных сошли с ума и умерли. Геннадий же был причислен к лику святых. В 1504 г. организовали показательный процесс — на льду Москвы-реки в деревянной клетке были сожжены главные представители московского еретического кружка, остальных разослали по монастырям.
Разговоры еретиков о «свободе воли» противоречили стремлению формирующейся государственной власти укреплять свои позиции в области контролирования жизнедеятельности своих граждан. В частности, еретическое движение разнилось со стремлением Ивана III и его преемников сделать из подданных безмолвное и послушное «стадо», с которым делать можно было все, что угодно великому князю. Здесь помочь им могло только православие, которое нетерпимо относилось к любому выражению индивидуальности. Вследствие чего, по свидетельству некоторых исследователей, царь Иван III и церковники заключили сделку, суть которой заключалась в том, что царь отрекался от еретиков и давал с ними самостоятельно расправиться. Взамен церковные иерархи брали на себя обязательство во всем поддерживать царскую власть. Таким образом, государство получило мощный аппарат идеологического контроля, который находился на службе у российских властителей вплоть до начала XX в. К сожалению, массовой опоры у еретиков среди простых людей не было. Свободомыслие и инакомыслие тогда было сомнительной привилегией очень немногих прогрессивных людей [4; 5; 8].
Общеизвестно, что православная церковь в Древней Руси была крупнейшим феодалом. Любая борьба народных масс против феодального церковного гнета тут же объявлялась ересью и была обречена на уничтожение в порядке взаимозачета с помощью государства, которое прибегало к услугам церковников для сохранения своей феодальной власти над крестьянами. Как верно отметил в этой связи Ф. Энгельс, «еретики были столь же опасными врагами монархии в государстве, как и папства, и церкви».
XVII в. в России характеризуется переходом сращивания государства и церкви в вопросах борьбы с инаковерцами и противниками православной веры на более высокий уровень. Свидетельством тому является узаконение борьбы с данными лицами в нормативных источниках. Так, например, анализ положений Царского судебника 1649 г., получившего более широкую известность как Соборное уложение, свидетельствует о доминировании в его содержании религиозного начала. Это объясняется тем, что указанный Судебник был подготовлен при содействии представителей церкви и по их благословлению. Преступления против церкви и религии занимали в нем первое место, что доказывает повышенную значимость защиты церковных устоев для государства. В частности, в данном судебнике говорится «Будет кто иноверцы, какия ни буди веры, или и русской человек возложит хулу на… Иисуса Христа, или на рождшую его… богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников: и про то сысковати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив казнити, зжечь» [12].
По свидетельствам историков, инквизиция РПЦ существовала не только в Древней Руси, но и в начале XVIII в. при Петре I, а также и после его царствования. «Петр I, — писал один историк в журнале “Русский вестник” в 1891 г., — создал у нас инквизицию и инквизиторов, и нет возможности отрицать, что все гражданское и церковное управление при нем и долгое время после него было проникнуто инквизиционным настроением».
Православная церковь посылала на костры еретиков и ослушников собственной властью, светская же власть была лишь исполнительницей ее требований и приговоров. Один из основателей православной инквизиции И. Волоцкий провозгласил, что царь, не желавший бороться против ересей, не слуга божий, а дьявол. Свою инквизиторскую деятельность православная церковь осуществляла через судебные органы, находившиеся в распоряжении епархиальных архиереев, через патриарший суд и церковные соборы. Она располагала и специальными органами, созданными для расследования дел против религии и церкви — Приказом духовных дел, Приказом инквизиторских дел, Раскольнической и Новокрещенской конторами и др.
В Приказе духовных дел рассматривались дела о богохульстве, еретичестве, волшебстве, святотатстве. Приказ инквизиторских дел вел следствие по делам «интересным» и «безгласным». Он имел большой штат инквизиторов как в Москве, так и на местах; возглавлял его протоинквизитор, архимандрит московского Данилова монастыря Пафнутий. Настоящим инквизиторским застенком являлась и Раскольническая контора, существовавшая до 1764 г. С организацией духовных консисторий (1744) дела о религиозных преступлениях перешли в их ведение. Консистории производили розыск по делам против веры и церкви, сажали в свои тюрьмы обвиняемых, чинили над ними суд и расправу. Наиболее важные дела вел непосредственно Синод. Он применял такие же инквизиционные методы воздействия, как и другие церковные организации. Монастырские власти вели следствие над неугодными правительству и церкви людьми, держали их в тюремном заключении.
По настоянию церкви в дореволюционной России делами о преступлениях против церкви и религии занимались и светские следственные органы — Сыскной приказ, Тайная канцелярия, Преображенский приказ и др. Сюда поступали дела от церковных властей в тех случаях, когда в «изъяснение подлинной правды» требовалось подвергнуть обвиняемых пыткам. И здесь духовное ведомство продолжало наблюдать за ведением следствия, получало допросные листы и «экстракты». Оно ревниво оберегало свои судебные права, не допуская их умаления со стороны светских властей. Если светский суд не проявлял достаточной оперативности или отказывался пытать обвиняемых, посланных церковниками, те жаловались на ослушников светским властям [3].
В советский период развития российской государственности с инквизицией РПЦ было покончено в силу отрицания самой религии коммунистической идеологией. Государство полностью отделилось от церкви, признав пагубность влияния какого-либо религиозного учения на прогрессивное развитие советского человека.
Оправившись от советского гнета, РПЦ в современной России стала вновь постепенно укреплять свои позиции, проводя грамотную и эффективную компанию по криликализации российской власти. Индульгенции, которые она получила, и, скорее всего, еще будет получать от представителей федеральной власти и местного самоуправления, более чем впечатляют: это и предоставление полной свободы в культивировании религиозного мировосприятия российских граждан; и неформальное повышение статуса Патриарха всея Руси во властных структурах; и освобождение церковного бизнеса от налогообложения; и строительство церковных сооружений, поражающих своей роскошью, за счет федерального и местных бюджетов под видом благотворительности, не спрашивая на то согласия у обычных граждан-налогоплательщиков и т. д. Апофеозом подобных уступок для РПЦ со стороны российской власти стало установление в июне 2013 г. уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих, общественная опасность которого соизмеряется с лишением жизни человека[2]. Данную норму, которая в силу своей неконкретности позволяет свое широкое толкование и правоприменение, вполне обосновано можно назвать легальным «оружием» в реанимации инквизиции РПЦ.
Потребность современной российской власти в сращивании с РПЦ можно понять, проведя исторические параллели в их взаимоотношениях. Государственной власти Российской Федерации, как и зарождающемуся и укрепляющему свои позиции самодержавию царской России, требуется крепкая идеологическая поддержка, которую как никто другой могут оказать представители РПЦ. Политикам современной России необходимо идеологическое оправдание некоторых своих непрофессиональных и некомпетентных действий. В свою очередь служители православного культа имеют богатый опыт «осаждения» и «очернения» действий граждан, занимающих активную жизненную позицию и способных противостоять непопулярным действиям власти.
О реанимации в современной России инквизиции РПЦ так же свидетельствуют всевозможные самосудные расправы, учиняемые экстремистски настроенными религиозными и псевдорелигиозными фанатиками над гражданами, живущими, по их субъективному убеждению, не по православному. К ним они относят инаколюбящих, инаковерующих и прочих, по их мнению, «инаковых» [10, с. 39]. Основанием для подобных суждений служит молчаливое согласие (одобрение) представителей РПЦ с поступками данных лиц, оправдывающих свои самосудные действия православным учением. А это, по нашему мнению, является соисполнительством со стороны служителей православного культа.
Мы считаем, что в современной России инквизиционная деятельность РПЦ на этапе своего возрождения носит пока еще неявный, завуалированный характер. Но есть все основания полагать, что совсем скоро она приобретет открытые, ничем не ограниченные формы, если государство и общество будут пассивно реагировать на бесконтрольное укрепление РПЦ своих позиций в российском обществе, усиление церковниками манипулированием сознанием граждан и т. п. В конечном итоге это может стать потенциальной угрозой для национальной безопасности России, начиная с разрушения в ней формирующихся толерантных основ социального порядка до ликвидации основополагающих принципов функционирования светского, правового государства и гражданского общества.
